Поезда — акробатына ночных отточенных мостах.Караван судов пересекает водопад зари.И вот до самой середины небаПариж, первейший человеческий порт;набережные Сены с книжными рыболовами;Люксембургский сад — рай кормилиц;Эйфелева башня — жираф среди башен.
Все поет во мне, когда слышу, что самолетымеждународной весныпилят драгоценное дерево неба.Я на линии западных поездовзанят регистрацией мира:отмечаю в своем окошечкерождения и смерти горизонтов,разжигаю в своей трубке границыперед библиотекой из черепиц в селеньяхи дрессирую цирк моей кровибиением сердца вселенной.
Завтрак вселенной
Четыре часа голопузыхделят на четыре кускаутро арбуза.
Синий глаз открывается в выси.Дети земли изучаютсахара катехизис.
Из театра бархатистости ночнойвыходят окна:глаза омыты слезой.
Не умолкает, не перестаетнадоедливая песня часовв одной из извечных пустот.
Тают, превращаясь в воду и воздух,в арбузном небесахарные звезды.
Только что вымытый до болимир ест ложкою светс ломтями поля.
Крайне левая
Поет товарищ-цикада:занозила горло и рада.
Подстрекает всю зелень хмуропротив человеческой диктатуры.
Повозка сломалась. Прыжок, паденье.Шагает цикада без направленья.
На ходу — призыв и команда.Она — секретарь пропаганды.
На капустном листе она публикует:«Жизнь тяжела, а солнце психует!»
Ты права, цикада — работник до гроба,подрывая государство пеньем без лиры.Образуем, подруга, с тобою мы обакрайне левую этого мира.
Биография
Окно родилось от страсти к небу,и на черной стене оно встало, как ангел на звездах.Оно — друг человекаи привратник воздуха.
Оно беседует с лужами на земле, с мокрыми нишами,с зеркалами — детьми домови с бастующими черепичными крышами.
Окна со своей высоты вескоориентируют на местности толпысвоими прозрачными вывесками.
Окно-учительраспространяет в ночи свой свет, свои вести,извлекает квадратный корень из метеора,суммирует колонны созвездий.
Окно — это борт корабля земли, —как тихим прибоем, он опоясан тучами розовыми.Дух-капитан ищет остров господний,и глаза его омываются в синих грозах.
Окно распределяет между всеми людьмипо кубу воздуха, по кварте света.Вспаханное облаками, оно —маленькая собственность неба.
Эквадорец у подножия Эйфелевой башни
Стальное дерево над плесом века,под синей кроной размером с небо.Насквозь прогрызли автомобилижелезный комель огромной сейбы[2].
Глаза к лазури спешат взобратьсяпо переплету железной рамы.
Над черепичной долиной кровелькачает шеей стальная лама.
В прозрачных складках воздушной ткани,в подвесках бликов белее пенывыходит башня ночной пороюна звездно-черный песок арены.
Пробив локтями созвездий млечность,стальная мачта таранит вечность.
На ней растянут шатер незримыйна перекрестке ночной вселенной.Рисуют контур ее галактикогни и звезды попеременно.
Зачин астрального алфавита,стальная башня в зенит воздета.Надежда, вставшая на ходули,ты — гимн железу, триумф скелета.
Клеймо для тучной коровы-тучи,а веку — вышка сторожевая.Ржавеет тихо в прибое ветра,в прибое неба стальная свая.
Еще раз об окнах
Окно — это грань графина,который всегда наполненпарным молоком рассветаили лимонным полднем.