Краски Гаваны
В ритуальном танце племя кокосовых пальм бьет в барабаны листьев.Море моргает тысячью фосфорических глаз.Каждый день этот город приходит на пристаньвстречать чужестранные кораблии глазеть на ныряльщиков, которые всплывают,зажав в зубах монету,брошенную с палубы к рыбам Антильского моря.Гаванский трамвай движется в ритме маракас[9].Гаванские деревья подстрижены, словно бараны.Гаванские проспекты бегут прямиком через город,покуда не наткнутся на памятник.
Женщины с лицами цвета корицы и знойной сигары.Креолы в сомбреро из золотистой соломы,взращенной тропическим солнцем.Негритята с улыбкой, похожей на спелый арбузный ломоть.Кокосы и ананасы — объедки с пиршества румбы.
Пушки из парка Масеощерят голодные пастипри виде дельфинов, играющих в бухте,которую стережет грозно поднятый палецзамка Эль-Морро.
Двести гвардейцев ежедневно несут караулпод синим взглядом Капитолия.Квадратные томики небоскребов —здесь по вывескам можно легко обучиться читать по-английски.На Двадцать третьей улице продают дорогие цветыи свет отливает оттенком подсолнечного масла.А на Восьмой улице полиция обнаружила стальной ананас,смертельные зерна которого зрели у окна прокурорского дома.
Но, несмотря ни на что,живительный запах устриц пирует на Малеконе[10]и все так же приторен вкус жизни в «Тропикане»[11].Женские бедра — изящная музыка,нежные руки красавиц пахнут, как персики, вводя в искушение птиц.Аэроплан в белом фраке рассекает своим вентиляторомгущу синего зноя.Яхты возле крепости Де-ла-Кабаньядают открытый урок безмятежного сна,а пароходные трубы тянут темную ноту дымаза горизонт, где скоро проклюнутся первые звезды.И когда над Гаваной взорветсячерный фугас ночи — никто не вздрогнет.Только повиснет над городом серпик луны,словно банан на банановом дереве неба.
Забастовка
Промчались, коней стегая,жандармы. Задрали килипокинутые трамваи.
Камень против винтовки:брусчатка — хлеб забастовки.
Глаз лошадиной мордыпод вспышки секущих сабельфотографировал мертвых.
Дома зажигали свечи,в надежду свою не веря.И зря письмоносец-ветерстучался в глухие двери.
Возле ворот лицейскихв гранатовой портупееничком лежал полицейский.
Ночь истекала кровьюпод треуголкой мрака,в черном плаще безмолвья.
Бегство из понедельника
Нынче самая пора сбежать от овощного рационав ленивый воздух,уснувший в листве апельсинного дерева,к старому бочонку во дворе,из которого вместо рома ударил фонтан пальмы.
Вы слышали, в Андалузии луна раскрыла заговор вин,тайную организацию устриц, гитар и карабинеров.В Испании ветер плещет плащом тореро,вонзая в черную холку ночибандерильи песен.В Кадисе, Виго и Ла-Коруньев тавернах из колод повыкидывали королей.Здесь все республиканцы —даже деревья с трехцветной листвой,даже перелетные птицы,вернувшиеся в апреле строить новую жизнь.
Что могут рассказать вам об Испании газеты,будь то «АБС», «Ле Журналь» или «Таймс», —ведь они умолчато прогулках на яхте,об истинном облике городов,перенаселенных фруктами и женщинами,и тем более о тайной драме,разыгравшейся за створками ракушки.
От нас, от людей Газетного Века,мир заслонен ворохом слов;мы давно уже не замечаем,как наедине с собой зреет над озером небо.Поймите: есть нечто помимо наших доктрин:это свободный воздух и вольные свет и вода,контур голоса, скалькированный эхом,восстанье деревьев против политэкономии,нагота, сновиденья, смех и луна,только что снятая с наковальни, —луна, которая дарит себя всем, не иссякая.