– Ну, да. Ждём, – директор Данилкин достал носовой платок, вытер серое лицо и руки, вроде как счищал с себя трупный запах. – А ты, Чалый, свободен. Дождись скорую. Она ж никогда не торопится. Но приедет. Жди. Пусть зафиксируют и справку тебе отдадут. А потом будешь парторгу помогать с похоронами, да поминками в столовой нашей. Он скоро.
И все ушли. Серёга Чалый сел на бревно посреди двора, закурил и вдруг почувствовал, что как-то не по себе ему. Вдумался поглубже и неожиданно для себя уловил тонкий и едкий холодок внутри. В душе, наверное.
– Не сейчас так завтра следователи будут знать точно, что я тащил его бесчувственного в дом ночью. Стало быть, и видел его последним. – Серёга бросил папиросу, закурил новую,– а это значит…Это значит, что трындец моей спокойной, а, может, и вольной жизни.
Он зашел в дом, сел напротив убитого Стаценко Петра и задумался, глядя на торчавший из его горла нож. Скоро пройдут похороны и поминки. А после них начнётся всё, что может его невинную, хоть и не самую счастливую жизнь, или в кошмар превратить, или вообще в ад. В чём, собственно, Чалый Сергей не видел никакой разницы.
***
Вот в этом месте хочу объясниться с читателями. Я пишу не детектив. Я описываю время, когда после государственного и партийного призыва молодёжи советской к освоению земель, на которых никогда ничего не росло кроме ковыля и неприхотливого перекати-поля, прошло десять лет и более. В 1957 году в кустанайскую область в длинных эшелонах с теплушками приехали десятки тысяч самых разнообразных людей. Из России, Украины и Белоруссии в основном. Были среди них, конечно, души чистые, искренние. Они и вправду мечтали сделать страну огромную нашу самой богатой, мощной, первой в мире по всем статьям. Но в неохватную эту массу человеческую вклинились разными способами и отсидевшие уголовники, и беглецы от разных проблем и врагов, жен и мужей. Карьеристы просочились всевозможные, видевшие в целинной эпопее трамплин свой для взлёта в начальственные кресла. Просто неприкаянных и бездомных, мечтающих о своём домике и постоянной зарплате – тоже судьба зашвырнула на целину.
И рассказывать я продолжу в основном об их жизни, судьбах и тяжком, но почти уже бесплодном лет через пять труде. А милицейская работа и закономерный отлов преступника, да всякие попутные преступления и несчастные случаи пойдут своим чередом, но останутся на втором плане. Детективов сейчас много написано. Их и прочтёте, если очень потянет.
***
Следователи прогулялись по совхозу, всех, кого встречали, расспрашивали и кое-что записывали. Ближайших соседей мучили вопросами подольше, поскольку почти все они тем поздним вечером пять дней назад торчали на улице. Кто курил, кто дрова рубил, а некоторые деревянными зимними лопатами грязь сталкивали от проходов в дома к заборам. Поболтали с ними капитан Малович и старлей Тихонов, да в контору пошли. Совещаться и назначать предполагаемых преступников. И вот что получилось, если временно принять на веру свидетельские версии. Первым в списке возможных убийц обозначился Чалый Сергей. Его, растаскивающего по домам вусмерть упитых агронома и Игорька Артемьева, отчетливо запомнили сразу пятеро соседей с разных сторон и трое с другой стороны улицы. Затем в список внесли самого Артемьева Игорька, который бился с Петром Стаценко. Он мог очухаться малость после того как обогрелся в натопленной Чалым комнате, садануть стакан самогона, взять нож и ночью добить насовсем «врага» спящего. Потом в черный список занесли механизатора Свириденко, упавшего на перевернутую борону специально, чтобы в больничке доктор Игнатов подтвердил наличие травм. Но убили Стаценко пять дней назад, а Свириденко травмировался позавчера. Не сшурупил сразу сделать алиби, поскольку пили они так крепко в одной с агрономом компании, что нужная спасительная мысль могла проясниться только на более-менее трезвую голову. За ним, используя воспоминания соседей, записали Толяна Кравчука, драчуна и, к несчастью, передовика-тракториста. Он и дрался с агрономом не раз, он громко на улице кричал и тряс его за грудки. Убить клялся, если Петро не прекратит как агроном издеваться над землёй. Если не отменит отвальную пахоту на бедной плодородными элементами земле, потому как ветры этот мизер полезных веществ вышибают из глубоких борозд до полного исчезновения.
– Орал-то он правильно, по делу, – заключил капитан Малович. – Земля у вас тут – как нищая бабка возле входа на городской базар. Нету в вашей земле питания для пшеницы. Соль одна да суглинок. Но чтоб за это убивать агронома! Он что ли такую землю тут расстелил? Нет, не он. Но на заметку Кравчука берём.