– Во, загнул – по пятнадцать. Хоть по семь сделай мне. И то уже врать обкому легче. Не так тошнить будет. – Данилкин пошел к дороге. К машине своей. Потому, что вдали уже покрывал хлебное поле дорожной пылью «ГаЗон» Чалого Серёги.
– Ты, Вова, пересаживайся на грузовик и езжай, готовь цистерны и трактора «МТЗ» под опрыскивание твоей гадостью от тридцатой до сорок третьей клетки. А мы с Серёгой пшеницу посмотрим и по самолёту порешаем вопрос. Начнём опрыскивать через неделю.
И вот уже остались они вдвоём на поле. Чалый, конечно, искренне поразился тяжелым колосьям и раннему запаху почти спелого зерна. Полущил с десяток колосков, пожевал зёрна, полежал в промежутке между рядками, куда вместился с натугой.
– А звал-то на кой пёс? – зевнув, поинтересовался Чалый у директора. – К лётчикам я с утра съездил. Договорился на третье августа с семи утра. Надо им только яд отвезти. Заливать они у себя будут. У нас им сесть негде. Бугров много и ям. Да ты ж знаешь уже. Игорёк Артемьев к тебе с докладом в половине девятого прибегал. Так чего звал меня в такую даль, Ильич?
– Ну, давай погуляем, – Данилкин вздохнул и пожевал губами. Соображал – с чего начать. – Проблема нарисовалась, Серёга. Я в милицию звонил вчера. Маловича хотел поймать, спросить, как там следствие. Ни Маловича не было, ни Тихонова. А дежурный мне сказал, что по Костомарову дело ушло в суд неделю назад и сам Костомаров переехал из хором милицейских с кроватью железной и мягкой периной на нары в СИЗО тюремное. Суда ждать. Ты мне говорил, что до суда он не доживёт или я путаю что?
– Как это? – поднялся Чалый и тупо уставился в глаза Данилкину. – Малович при мне тебе говорил, что когда следствие закончат, он статью назовет. Если не «вышак», то ящик коньяка с тебя. Забыл? И он «вышак» бы не стал рекомендовать суду. Обещал. Улыбался. Так же было?
– Ты мне, Серёга, мозги-то не расчёсывай, – разозлился Григорий Ильич. – Это твоё дело было. Твоя забота. Не дотягивать Костомарова до суда. Он там сейчас пасть раззявит и через пару недель доследования тот же Тихонов меня рядом со счетоводом на нары бросит.
– Ну, подожди, – Чалый присел, задумался. – Суд, он нескоро будет. Если неделю назад перевезли его, то судить будут самое раннее восьмого-десятого августа. Покумекать есть время.
– Так давай, шевели рогом! – закричал Данилкин. – И встань! С директором говоришь, сука, не с щалавой в баньке!
– Чего ты, Данилкин!? – Серёга поднялся, набычился и навис над директором. Он на две головы был выше. И в плечах шире на полметра. – Ты, мля, два трупа организовал, а у самого ручки беленькие? Хрен тебе! Ты, сука, убийца главный. А они – просто идиоты жадные и трусливые. Станцевали под твою дуду двое. Замочили с перепугу и по дури своей пьяницу и бездельника. Место себе прочистили. А ты зажухал, что этот упырь Костомаров тебя теперь за собой потянет. Так тебе же сказал Малович по-русски, что на хрен ты им не нужен. А ОБХСС и фамилии твоей не помнит, не то, чтобы тебя за приписки на зону кидать. У тебя и проверок девять лет не было.Ты светлый весь. Аж прозрачный. И чего ты, падла, дергаешься? Я тебя подводил когда? Я, бляха, только перед народом грудь гну колесом. Но твоё добро помню. Ты меня от всей моей прошлой мрази отмазал, отмыл и в люди бывшего бандита вывел. Паспорт чистый, следов отсидок нет. Делишек моих прошлых не знают тебе благодаря. И я потому на улице грудь выкатываю, а перед тобой я холуй твой и должник. Это я говорю. Чалый Сергей!
– Ну, хорош тебе, остынь, – Данилкин испуганно отшатнулся. Я ж не к тому. Не напоминаю ничего плохого. Я сам по уши в дерьме. Да, это мои убийства.
Это мы всё с моей Сонькой придумали и рассчитали как провернуть. Петька Стаценко – сволочь мужик был. И агроном никакой, и человек – параша. Он же понимал, падаль, что никто нам новых технологий не разрешит и техники современной не даст. Денег нет ни у нас, ни у страны. Нет, подай ему безотвальные плуги и он тогда урожаями всех придушит. А не дашь – застращаю тебя, Данилкин, и под расстрел подведу за приписки и вредительство. По-старому я для него был типичный враг народа. Стрелять таких! И он бы добился! Мне ждать надо было? Спрашивать: Петя, ну, когда там мне лоб зелёнкой натрут? Я, Чалый, сволочь, конечно. И Сонька моя – ещё та тварь. Она, честно говоря, грохнуть Стаценко руками Костомаровых, жадных и злых, придумала. И по полкам мне все разложила, по нотам расписала. И как приписки грамотно делать, и как убить этих…И Костомарова как убрать потом. Но она ж баба моя. Жена. Мне, может, её сдать?