Только отключился Данилкин, только Вова Самохин крикнул Чалому, чтобы валили они гуртом в степь побыстрее, а тут как раз над кабиной, стреляя выхлопами, низко пронёсся «кукурузник». Он отклонился от начала поля метров на сто и позади самолета прямо из-под хвоста выплыл на воздух розовый шлейф тонкого слоя жидкой пыли. Часть её летела к земле и накрывала пшеницу, а остальное ветер от винта и турбулентности хвостовой поднимался вверх, подхватывался боковым ветерком и плыл в сторону степи, рассыпаясь и опадая по пути на обработанную уже командой Чалого пшеницу.
– Он, сука, прямо на нас идет! – крикнул Чалый. – Чуть правее. Метров на сорок. Мы не успеваем выскочить с поля. Он, сука, быстрее летит!
И рация заглохла. Самохин придавил акселератор. Старый автомобиль попытался на дыбы подняться как конь горячий, но вместо этого движок захлебнулся бензином и начал «троить». Одну свечу залило таки. Скорость упала. Хорошо, что вокруг кроме сусликов и змей не было никого. А они не смогли бы даже при огромном желании расшифровать все семь словесных этажей классического, богатого и разнообразного русского отчаянного мата.
Рация молчала, хотя Вова не переставал вызывать Чалого, Кравчука, Валечку Савостьянова и Кирюху Мостового по очереди. Он хотел сказать, чтобы женщины перепрыгнули в кабины тракторов. Но потом вспомнил, что у старых МТЗ-50 и дверей-то нет. Дырки, проёмы дверные есть, а закрыть их нечем. Только крыша над кабиной могла укрыть ребят от этого жуткого «тофоса», но боковой ветер всё равно затянул бы его сквозняком в кабину и ядовитая пелена людей точно покрыла бы. Ехать дальше смысла уже не было.
Самохин остановился, вышел из кабины и сел с рацией в руке на траву придорожную.
-Так… – сказал он себе зло.– Козёл ты, Самохин. Людей не уберёг. Агроном хренов. Командир полевых работ, мля!
Самолёт появился с другой стороны поля. Шел он на вираже и медленно выравнивался, чтобы снова выйти на курс, который лежал уже метров под триста в сторону от места, с которого не успела удрать бригада Серёгина.
Посидел ещё минут пять Самохин Володя на травке, потом плюнул от души под ноги себе, прыгнул в кабину и потихоньку поехал к Чалому. Он один стоял возле трактора и глядел на самолёт. Остальные тихо сидели в кабинах.
– Попало на вас? – крикнул Самохин, агроном, заехал на поле ближе к тракторам и вышел из кабины.
– Ты не иди по полю, – сказал Серёга Чалый. – Мокро. Штаны сожжешь и вверх с колосьев может брызнуть. На лицо, на руки попадет.
– Я говорю, попало на вас или обошлось? – Володя постоял и вернулся в машину, завел мотор и подъехал к трактору Кравчука. Глянул на него и на Нинку Завертяеву, которая прижалась к Толяну и тёрла лицо рукавом блузки.
Лица у обоих покраснели и лоснились, будто подсолнечным маслом облитые.
– Крепко попало, – сказал Чалый и закашлялся. Да так надолго, что Самохин дожидаться не стал, когда приступ утихнет
– Э! А ну, давай быстро все в кузов! – крикнул он так истерично, что и ребят озадачил, и сам испугался. – Гоним в больничку к Ипатову.
Народ стал осторожно выбираться из кабин и Самохин молча ужаснулся тому, что увидел. Места на лицах, шеях, груди и руках, не прикрытые совсем ни респираторами, ни противогазами, смотрелись страшно. Кожа под краснотой верхней уже синела и проглядывались маленькие пятна волдырей, сидящих буквально друг на друге. Одежда расползалась и по швам и на отдельных местах, которые подставились под ядовитую дисперсию жидкости. Чалый в тракторе сидел вообще без респиратора. Герой, блин. Поэтому даже знакомые вряд ли смогли его узнать. Вся кожа в синих пятнах и бордовых волдырях в середине пятен от ожогов. Руки посинели, а добротные Серёгины шмотки стали похожи на рваньё нищего с кустанайского вокзала. Короче, случилась большая неприятность, крепко зацепившая здоровье. Это было понятно и без осмотра доктора.
– Шиздец девкам нашим. Мы-то ладно. И без полива ядом уроды. А они красивые были. Жалко, мля! – Чалый подтащил Зойку Хромову к машине, поднял и аккуратно перебросил её в кузов.
– Чего ты сопли тут швыряешь!? – толкнул его в бок Валечка Савостьянов, который уже какой-то коростой стал покрываться. – К Ипатову гоним мухой! Будут девки опять красивыми. Ипатов сделает. Он врач такой, что его вон хоть сегодня в Склифосовского примут на бешеные деньги. Только он сам не поедет. Он же говорил, что звали в Москву. Но, говорит, мне тут лучше. Тут, говорит, я доктор, а там буду одним из многих таких же. Ну и на хрена, говорит, мне такая сласть.?!