Вот в том, что их не позвали на помощь в тяжких трудах, усмотрел Колун не просто несправедливость, а презрение Данилкина к «низшей касте». Да, премии он давал. Может, просто за компанию. Но обостренное чувство собственного достоинства, выжившее на зоне и в бродяжьей жизни, было дороже денег.
– Данилкин, сука, в сявки нас опустил, – бесился Колун после второго стакана самогона. – На киче бы каждого из нас заставлял каждый день парашу чистить. Тут, на поле, мы ему не канаем за трудящихся. Свои у него чуть не подыхали от напряга, а мы, как фраера квасились тут, бадягу месили.
– Пошли к Данилкину, – крикнул «Сухой», три года добивающий своё досрочное на поселении в совхозе. – Пусть ответит, падла! Он нас за людей не держит или очкует, что мы зерна натырим в свои лепни или леваки. Да у меня платка носового сроду не было. А в кармане сколько я унесу?! Жлоб, сука! Пошли, предъяву ему на лоб наклеим. Пусть отбазарится. Если сумеет.
– А не отбазарится – хазу его под красного петуха подставим и отлынкуем куда подальше, чтоб никакая мусорня не надыбала! – добавил Витька Хлыщ, домушник с десятилетним общим стажем отсидки.
Они грохнули по стакану и пошли на улицу. Там уже стояли мелкие бродяги, босяки. Ждали – чего прикажут урки.
– Дрыны взяли все, вилы, лопаты. И хряем к бугру. Прямо домой, – крикнул Колун. – Перья никто не берёт, поняли? Мы свою мазу так возьмём. Без финаков.
И орава из ста, примерно, босяков, шумя и матерясь, повалила к дому Данилкина. Софья Максимовна заметила их первой. Растолкала прилёгшего на диван мужа и сунула ему в руку рацию.
– По-моему, блатные иду нас с тобой убивать. На уборку не взял ты их. Обозлились. Унизил директор «второсортных». Чалого вызывай и быстро расскажи ему. Пусть собирает по рации всех к нашему дому. Иначе погибелью кончится дело. Они пьяные, с вилами и кольями. Давай быстрее.
Чалый понял Данилкина мгновенно.
– Нос из дома не показывай, Гриша! – прохрипел Чалый Серёга. – Двери на засов поставь. Балку от кардана уложи на рога, которые из косяков торчат. Окна завесьте шторами наглухо. Я за минуту по цепочке всех соберу. Через пять минут возле крыльца будем.
Пока Данилкины бегом исполняли приказ Чалого, толпа приблатнённых уже окружила дом.
– Эй, бугор, объявись народу! Слово имеем сказать тебе! – крикнул Колун и три раза крепко грохнул огрызком тонкого ствола соснового, попавшего к нему с дровами, по двери.
– Сейчас оденусь, – ответил Данилкин. – Пять минут подождите.
– Давай ходчей! Не зима! Чего там одеваться? – взвизгнул «Сухой». – Жоха ты жулёвая! Пузырь дутый! Предъява есть к тебе!
– Щас хату запалим! – постучал в окно Хлыщ. – Чего ты нам масло поливаешь?! Одеться ему, вишь ты, надо! Пока твои маляры допрут, что мы тебя на стрелку поставили, добежать не успеют, защитнички хреновы!
– Лучше выходи, менжу не демонстрируй, – сказал Колун, прислонившись к двери щекой. – Чего киксуешь? Мы не мокруху пришли лепить. Побазарим просто.
– Правильно ответишь – рахманно дело. Сразу разойдемся. А фельдить начнёшь не по делу – яман тебе. Фурму метнуть не успеешь – калган тебе начистим, отполируем.
– Обозлил ты нас, бугор, – вставил щуплый доходяга из беглых алиментщиков. – Не позвал на работу как людей. А дал дельце для фраеров дешевых. Опозорил перед народом. Мы как старушки с совочками и вениками по полям на цырлах ползали. Тьфу!
И вот в этот момент из-за угла вылетела на предельной скорости команда Чалого. Человек пятнадцать, не больше. Валечка Савостьянов, Чалый и Кравчук в руках не имели ничего. Остальные, включая Игорька Артемьева, держали куски арматуры. Толстые. На восемнадцать миллиметров в диаметре.
– От дома все на десять шагов отошли! – крикнул Валечка Савостьянов, подбежал к двери и мгновенно коротким ударом в большую челюсть снёс Колуна с крыльца в пыль. Валечка, я говорил уже, был кандидатом в мастера по боксу в тяжелом весе. Поэтому Колун отключился полностью и надолго, а вся кодла за одну секунду осталась без пахана – командира. И растерялась.
– Ну!? – поднялся на крыльцо Серёга Чалый. – Скучно дома? Ничего нет? Пустые хаверы у вас? Спите на полу? Жрёте солому и навоз от наших лошадей? Пить вообще нет нечего кроме воды из лужи. Работы нет. Получаете столько, что на коробку спичек и то занимать приходится. Во, мля, жизнь! Ну, так вы бы взяли, да и повесились хором. Чего мучиться? Вон и пахан ваш валяется, как оборвыш. Весь в шмотках заграничных. И на пальце перстень у него с печаткой-русалкой из меди дешевой, а не из золота червонного. А?