– Сам теперь вижу, что хватит, – директор сел на бурт, набрал в ладонь зерна и подышал его холодным запахом. – Ты, Витя, этих цифр из отчета вслух-то не произноси. Болтнёшь, где не надо… Хватит того, что на бумаге написали и сдали, куда надо.
– Так свои же все, – Алпатов улыбнулся. – А за пределами нашей команды я вообще никаких цифр не называю. Даже сколько времени не говорю. Часов нет потому что.
– Ладно, давайте перебуртуем пару раз ещё. Да завтра раза три. Надо включить на ночь вот этот вентилятор со спиралями. Вот отсюда направить горячий воздух на бурт. Часа в два ночи перенести вентилятор вон туда, на другой край. Костомаров на ночь сегодня останется. – Директор поднял лопату и зачерпнул снизу пшеницу, бросил наверх. Остальные сделали то же самое. Пыль поднялась, мелкая шелуха, оставшаяся от обмолота. И, стало в помещении складском почти так же темно как и на улице, хотя под потолком висели пять лампочек. Работали допоздна и все, кроме Костомарова, пешком ушли по домам, довольные тем, что теперь хлеба хватит до июля. До первой ранней пшеницы.
А из тех, кто отнимал у замёрзшей земли колоски, на пятый день стало на восемьдесят три работника меньше. Кто-то распорол до невозможности ноги, многие отморозили пальцы и Чалый отправил их на машине к Ипатову в больницу. Нескольких человек сломал радикулит, но больше всего было простывших. От их кашля душераздирающего и уши закладывало у соседей, и птицы, подъедавшиеся оброненными зернышками, испуганно взлетали и долго телепались над полем, ожидая затишья.
Так закончилась миниатюрная по времени, но грандиозная по сути эпопея по обеспечению самих себя самой главной на столе едой – хлебом. С непременными потерями людскими, конечно, но временными, не смертельными. И то хорошо. Повезло в целом.
***
Десятого декабря часов в одиннадцать утра произошло два ожидаемых и почти равнозначных события. Поднялся ветер западный, понёс сперва метель, а потом и буран, плотный, быстрый и злой. Вот при этих двух явлениях природы в поле можно было уже не соваться и остатки зерна похоронить на корню. Но повезло. Второе событие было не таким грозным, но почти всех напрягло почти так же, как и непогода. Это приехали следователи Малович и Тихонов. Они посидели почти час в кабинете Данилкина. Болтали просто. Без протокола и прочих страстей.
– Короче, кроме как про конфликт покойника с женой Мостового Валентиной Вы ничего больше о контактах Стаценко с женщинами не слышали?– Тихонов спрашивал, пил чай, откусывал шоколадную конфету и попутно читал газету «Известия» за прошлую неделю.
– А чего не поделили-то они? – Малович свой чай допил и глядел в окно на сумасшедший буран. Прикидывал мимоходом насколько завалит трассу.
– Вот не в курсе я, – извиняющимся голосом отбрёхивался директор Данилкин. – Мне сказали так, что ругались они дома у него. Она вроде сама пришла. Соседи видели. Но слышали мало. Закрыто было всё. И окна. Вот только когда она прооралась и уходила, то Петро ей вслед вроде бы крикнул, что сука она и… ну, короче, он матерно кричал ещё. Повторять неловко.
– А контакты с другими женщинами тоже имелись, конечно. Он же холостой у нас. Был, то есть холостой. Буфетчица наша столовская Русанова его хорошо со всех сторон знает. Знала то есть. Так с ней не ругались они. Не докладывали мне. Наоборот – в интимных отношениях приятно время проводили. Потом эта, как её, Болотова Зинка, вторая продавщица из сельмага, та, правда, часто с ним собачилась. Потому как тоже связь тесную года два с ним имела. А он иногда её чувства использовал корыстно. Брал у неё водку в счёт получки. В кредит. Но, блин, не отдавал. Вот лаялись они – аж уши у покупателей вяли и заворачивались.
– Понято, – поднялся Тихонов. Подошел к окну. Поморщился. За рулём-то сидеть ему, не Маловичу.
– А как бы нам сюда вызвать супругу Мостового? – спросил Малович. Мало ли. Может они со Стаценко тоже в любовниках числились. А муж дома сейчас наверняка. Неловко при нём.
Данилкин позвал секретаршу.
– Костомарову скажи, чтоб привёл ко мне Вальку Мостовую. Про милицию не говори. Это я её зову. Давай, мигом.
Валентина пришла минут через пятнадцать. Увидела следователей, заулыбалась и пожелала им доброго здоровья.
– Чего звали-то, Ильич? – она села на стул перед столом директорским.
– Товарищи следователи с тобой хотят побеседовать, – директор поднялся, взял папиросы со спичками. – А я минут двадцать покурю да в бухгалтерию схожу.