– Ой, горе! Как же мы теперь жить будем?– парень перевел Марата с большими перерывами. Рот не слушался его, открывался плохо и звуки получались рваные, срывающиеся, застывшие. Как всё вокруг.
Толян Кравчук его обнял, приподнял и понял что парень вряд ли будет стоять сам, если его опустить.
– Чалый! – сказал Толян и глазами показал на замёрзшего скотника.– По-моему…
– Быстро его в мой трактор! – рявкнул Серёга. – Вдвоем с Игорьком отнесите на сиденье. Мотор зажмите на большие обороты. Отойдет. Там жарко будет.
Так, Марат! Горе есть и обратно его в счастье уже не перекуешь. Кончай убиваться. Дело надо делать.
Он стал ходить между трупами, примерялся к воротам, прикидывал всевозможные траектории для тракторов, которые должны были задним ходом по очереди въезжать в двое ворот, прицеплять к тросам трупы, причем минимум по пять. Потом надо было волочь их ещё два километра, там сваливать в кучу, поджигать, ждать, когда тела сгорят и после этого засыпать их снегом. Много было работы.
– А баранов сколько? В кошарах ворота такие же? – крикнул Игорёк Артемьев Марату. – А свиней тракторами заберём? А кур как возить?
– Овец с баранами и кур возить будем в моих санях. По-другому хрен получится, – Валя Савостьянов обошел за Чалым коровник и его длинная фигура появилась в проёме облитых светом ворот. Фигура, колеблясь всем контуром в пробитом фарами ледяном холоде, быстро удалялась к трактору.
– Так у меня, мля, тоже сани есть! – крикнул контуру Валечки Лёха, заведующий МТС. – Тоже пойду на кошары и курятники. А вы, кто без саней, таскайте коров.
– Бензин у кого? – Спросил Чалый, не отводя глаз от бывших ещё вчера живыми коров. Он поймал себя на мысли, что больно душе его не потому, что больше мяса в «Корчагинский» поставлять будет пока некому и ещё неизвестно, когда замена найдется. Сегодня, наверняка, не только в «Енбеке» скот помёрз. А заныло внутри от самого зрелища страшного. И от того, что народ «енбековский» обречён теперь уже стопроцентно на голод и нищету. – У кого бензин, мать вашу!?
– Я взял пять канистр, – отступив на шаг от разъяренного Серёги, крикнул Кравчук Толян.
– У меня три, – Лёха попытался загибать пальцы в рукавицах. Посчитать хотел. Не получилось. Не гнулись рукавицы. – А, нет! Четыре даже! Четыре канистры.
– Ну, погнали тогда, – Чалый Серёга посмотрел на Марата. – Подгоните ещё один трактор для тебя, Марат.
Зинченко Андрей повез Марата на МТМ за трактором. А Чалый с ребятами начали делать жутковатую работу. Сначала трактор заезжал задом к ближним коровам, Серёга Чалый с Кравчуком делали по пять петель на двух тросах, накидывали петли на один рог и одну ногу. Затягивали. На двадцатиметровый трос увязывалось таким способом три коровы. В общем один трактор мог утащить шесть коров. А их было, как пересчитал Серёга, сто двенадцать.
То есть, работы много. До утра – точно.
– Ладно. Начали, – сказал он торопливо. – Ты вези прямо от ворот два километра. Я пошел в свой трактор. Парнишка, который у меня лежит в кабине, покажет где снег разгребать, куда трупы сваливать и жечь. А там и Марат с Зинченко подключатся. Погнали.
***
В общем, всё досконально больно мне описывать. Да и вам читать не захочется.
К шести часам утра всё свезли в одно расчищенное место. На мертвых коров с трудом набросили восемьдесят мёртвых свиней и, что уже полегче было, овец и кур. Зрелище того процесса было настолько тяжким, что делали мужики всё не глядя ни на трупы, ни друг на друга. А когда издали посмотрели, перекуривая, на гору мёртвых животных и птиц, то Игорька Артемьева вырвало, да и Кравчука тоже. Марат Кожахметов зашелся в последней истерике, падал на снег, катался, кричал что-то на казахском и, лёжа на спине, больно и долго бил себя кулаками в грудь.
– Всё. Кравчук, Игорёк, канистры тащите. Мои вот. Рядом, – Чалый пошел по кругу, поливая гору трупов снизу вверх. Через полчаса бензин кончился, потому что облили всё доверху.
Перед тем как поджечь все ещё раз присели в кружок. Закурили.
– А вот почему их нельзя было на мясо пустить? Они же не от инфекции какой подохли. Они же здоровые были. До весны всем бы хватило мяса, – Игорёк Артемьев произнес это сам себе, не трогая никого.