Певзнер, размышлявший над «английскостью» в английском искусстве, пришел к выводу, что ему присуща слабость в скульптуре. Он полагал, что у англичан развит вкус и талант в восприятии линии и сложных переплетений и им чуждо искусство, имеющее дело с преобразованием значительной массы (хотя Певзнер и считал Генри Мура исключением). Так и представляется Уильям Блейк — по Певзнеру, образец «английской утонченности», — вдохновляемый рисунками древних гробниц аббатства в бытность подмастерьем, но позднее воплотивший свое вдохновение в пластической живописи, а не в скульптуре. Рескин имел по этому поводу несколько неожиданное мнение, что «скульптура — по существу продукция приятной выпуклости или округлости поверхности», и вглядывался в нее, ища «прекрасные поверхности, ограниченные прекрасными линиями». Обратите внимание — «ища прекрасные поверхности».
На природу английского пластического искусства повлиял тот факт, что веками она имела в основном погребальное предназначение и потому размещена в стенах церквей, задававших размеры и пропорции; при этом свою роль играли как социальные реалии, так и национальный характер. Определенно можно сказать, что пластику рельефа лучше всех чувствовал неоклассицист Флаксмен, его изящному стилю присущи чувство линии и непринужденный шарм. В памятниках аббатства видно, как амбиции покровителей художников привели к неуместной массивности: некоторые из самых больших памятников слишком велики как для здания, так и для таланта скульптора. Небольшой бюст адмирала Темпл-Уэста работы Уилтона изыскан и полон жизни и гораздо лучше сделан, чем огромный памятник Вольфу того же скульптора. Поясной памятник Питту-старшему работы Бэкона местами удачен, но проигрывает как композиционное целое, и создается впечатление пустой, невыразительной глыбы мрамора. Можно восхищаться сдержанностью Рисбрака и Рубийяка, достигавших эффекта максимальной выразительности в небольших работах; даже в такой масштабной работе, как памятник герцогу Аргайлу, внимание уделено прежде всего организации внутреннего пространства, пластике и взаимодействию различных фигур этого памятника. В свою очередь, неоклассицисты пытались компенсировать меньшую динамичность внушительностью размеров. Им пришлось справляться с тремя трудностями: их стиль не был настолько гибким, чтобы вписаться в готику, иногда они работали над заказом, который сам по себе был чужероден окружению, а растущая нехватка места для памятников выпихивала статуи из стен в пространства, куда новые мраморные памятники совершенно не вписывались.
Самая примечательная работа Флаксмена в аббатстве увековечила лорда Мэнсфилда. В значительной мере этот памятник был выполнен помощниками Флаксмена, что помогает объяснить, почему он выглядит благородно, хотя и несколько безжизненно (голова Мэнсфилда, вырезанная самим мастером, гораздо более живая). Это красивая, но все же не лучшая работа Флаксмена. Фрэнсис Чэнтри, ведущий скульптор последующего поколения, стал автором нескольких памятников для аббатства, но здесь мы видим опять не лучшие его работы (статуя Фрэнсиса Хорнера, возможно, наиболее примечательная из представленных работ, а большой памятник Джеймсу Уатту был перенесен). Иными словами, постепенно скульптуры аббатства утратили статус лучших из лучших своего времени.
Викторианские вкусы считали современную одежду неподходящей для скульптуры, и потому Джон Гибсон в 1853 году обернул Роберта Пиля в тогу, не считаясь с традициями средневековой церкви. Слева Гладстон (скульптор Томас Брок, 1903 г.) в мантии академика, скрывающей современную одежду
Девятнадцатый век принес возрождение готики, и отражение этого процесса мы, казалось бы, должны найти в стенах Вестминстерского аббатства. Но здесь нас ждет сюрприз — в аббатстве вообще нет скульптур этого направления. Памятник герцогу Монпансье, умершему в 1807 году, работы Уэстмакотта, возвращает нас к средневековой модели фигуры, лежащей на крышке саркофага; и, кроме герцогского одеяния, вышитого геральдическими лилиями, эта статуя выполнена в неизменной неоклассической манере, несколько смягченной камерными деталями, предвосхищающими стиль викторианской эпохи. Три четверти столетия спустя рядом с герцогом был похоронен декан Стэнли, удостоившийся редкой привилегии быть погребенным среди членов королевской фамилии в капелле Генриха VII. Как и Монпансье, Стэнли лежит на спине, пребывая в вечном покое, но это тоже слишком напоминает классическую традицию.