Сегодня многие считают, что аббатство в первую очередь — место поминовения и исполнения общественных церемоний, но в минувшие времена, когда оно выглядело пустынным и мрачным, его воспринимали прежде всего как «место смерти». Длинная поэма, которой Джон Дарт открывает «Westmonasterium» (1723), первое большое научное исследование об аббатстве, описывает эти скорбные настроения («Прочь, резвая Венера…»). В поэме нет патриотических и героических настроений; автор останавливается у пышных могил, раскрашенных светом цветных витражей, слышит карканье ворон, поражается тому, что короли похоронены там же, где их короновали, и говорит, что земным владыкам надлежит в час славы помнить о грядущем «втором визите» сюда. Подобные рассуждения долгое время оставались общепринятыми. Например, Джереми Тейлор в «Священной смерти» писал, что королей «короновали там, где лежат их предки, и коронуемые должны пройти по древним могилам, чтобы принять корону. Это место — акр земли, усеянный королевским семенем, свидетельство величайшей изменчивости судьбы — богатые становятся нищими, балдахины превращаются в гробы, “живущие как боги” умирают как “простые смертные”». Уоллер писал об аббатстве:
Одно из самых ранних стихотворных произведений об аббатстве — сонет Томаса Бастарда, опубликованный в 1598 году:
Отчасти это справедливо — первые короли и королевы после смерти и вправду избавились от гордыни и презрения к «простонародью» (так скромны их гробницы), но из слов Бастарда также следует, что морализаторство способно заслонить очевидные факты. Некоторые из «вельмож» древности наслаждаются в аббатстве отнюдь не «смиренными» гробницами, а самые свежие захоронения демонстрируют и гордыню, и презрение к нижестоящим. Чуть позднее увидело свет одно из самых известных стихотворений об аббатстве, приписываемое Фрэнсису Бомонту:
В этих строках — лишь половина правды, ведь можно сказать, что «монарший прах» покоится под украшениями более пышными, нежели те, которые окружали правителей при жизни. Бэкон писал, что Генрих VII стал «жить после смерти в памятнике на могиле богаче, нежели когда он жил в Ричмонде или любом другом из своих дворцов».
Вашингтон Ирвинг спустя два века высказался более красноречиво: «Что это за огромная коллекция захоронений? Это сокровищница унижений, свалка пустой славы и тщеты бытия. Это империя смерти, ее великий сумрачный дворец, в котором она сидит, надсмехаясь над реликвиями человеческой славы, и осыпает пылью забвения памятники королей».
Опережая знаменитую сцену из Маколея (новозеландец, опирающийся на сломанную арку Лондонского моста, чтобы зарисовать руины собора Святого Павла), Ирвинг пишет, что предвкушает время, когда ветер засвистит над развалинами аббатства, совы заухают с разрушенных башен и плющ обовьет упавшие колонны. Что ж, ничто не вечно, египетские пирамиды стоят четыре с половиной тысячи лет и простоят, быть может, еще тысячи, но и они однажды исчезнут; это случится и с Вестминстерским аббатством. Тем не менее, сегодня мы склонны полагать, что аббатство сопротивляется забвению, а предвкушения Ирвинга оставим на совести автора, человека своего времени. В его дни аббатство медленно разрушалось, и он предположил, что этот процесс неостановим. Сейчас аббатство отреставрировано и выглядит как новое, и мы смотрим в будущее с уверенностью.