Денег ему конечно дали, чтобы затормозить процесс, но они уже кончились. А Вадим в переписке настоятельно рекомендовал не вкладываться больше необходимого. Анатолий понял, что в Петербурге просто тянут время, чтобы подготовиться. Все пороховые заводы уже перевели на новое производство снарядов и теперь просто набивали склады, рядом с возможными театрами действия.
В посольство Анатолий возвращался в окружении охраны. У стен здания участились выступления религиозных радикалов, призывающих отказать Русским в праве владения над церковью Рождества Христова в Вифлееме. Самые продажные и вовсе родели за то, чтобы передать "ключи от гроба господня" французам.
— Разойдитесь! Разойдитесь, — охранники прокладывали дорогу карете, извозчик же решил попугать толпу кнутом, — а ну, руки!
В воздухе раздался щелчок похожий то ли на выстрел, то ли на удар кнутом.
— Ааа, — какой-то босяк в рваной одежде схватился за глаз и принялся верещать на всю улицу, что-то по турецки. Анатолий разговарил с местными чиновниками по французски, и пусть он не понимал точного перевода, но смысл понял.
Анатолий постучал извозчику, чтобы тот ускорился.
К посольству добрались, когда уже темнело. Спать не хотелось никому. Тревога росла с каждым часом, случай то явно подстроили. Только Анатолий решал, когда им следует покинуть Османскую столицу, все секретные документы уже уничтожили или тайно переправили. Осталось самое ценное — люди. Вместе с сотрудниками приехали семьи. Некоторые, в том числе и Анатолий, обзавелись детьми.
— Вашблогородие, нужно уходить, — заявил Остроухов, поправляя револьверный карабин на коленях.
— Ты прав, — согласился Анатолий, — оставляем все не нужное. У берега нас должен ждать быстроходный корабль.
Внутри здания было тесно и душно от количества собравшихся людей.
— Хорошо, тогда ждем отряд и вместе с ними к кораблю, — кивнул казак.
Только даже спустя час отряд эвакуации не пришел. Анатолий подошел к бойнице в железном зите на окне и посмотрел наружу. А там… К стенам посольства шли люди с факелами. Они словно огненная река, собирались из сотен маленьких огоньков и поднимались по улице.
— Будем отбиваться или прорвемся? — спросил начальник охраны.
— Они еще далеко, но если пойдем все, то такую ораву точно заметят, — проскрипел зубами Анатолий, — сколько их придет? Может как в Тегеране, тысячи.
— Значит так, — Остроухов взвесил шансы, — вы берете семьи и пять моих парней, все остальные останутся здесь, пока вы пойдете через боковую дверь, попробуйте прорваться к кораблю. Если не получится, то возвращайтесь, посольство я удержу.
— Ты что, как же можно разделяться?
— Мы тут не пересидим, вашблагародие, патронов не хватит, — грустно улыбнулся казак, — а вам в плен ну никак нельзя, так что бегите. Бегите вам говорю! Нет приказываю!
Лицо Остроухова побагровело. Он понимал, что они теряют время, поэтому пошел в коридор, отобрать людей.
Анатолий же нашел Варю среди женщин и помог привязать маленького сына крепче.
— Толя, ты чего?
— Мы побежим. Я если что, буду стрелять, — Анатолий в правую руку взял коротыш, а в левую саблю, — держись за меня и не шуми.
Варя только молча кивнула. Анатолий не выдержал и поцеловал ее.
— Все готово, давайте быстрее! — поторопил Остроухов и открыл неприметную боковую дверь, с металлическими вставками.
Она вела в сад у посольства, откуда через дворы можно было прорваться к порту.
Прежде чем дверь закрылась, внутри промелькнули работники посольства разбирающие оружие. Обычные клерки, которые служили писарями или посыльными.
Не дожидаясь приближения толпы, Анатолий повел людей к дворикам. Обычные горожане заперали окна и двери, чтобы разъяренные фанатики не начали погромом или мародерство.
Остроухов же сел у амбразуры, разложив рядом с собой снаряженные для стрельбы барабаны карабина и револьверов. Теперь, когда женщины и дети ушли, они могли спокойно выполнять работу.
Через десять минут посольство окружили полностью, и начальник охраны мог только молиться, что Анатолий всех вывел к кораблю, потому что обратно они точно не смогут вернуться. Теперь осталось им выиграть время.
— Эй, русс, выходи! Выходи, и мы пощадим женщин и детей! — прокричал старик в рваном тюрбане на ломанном русском.
Он был одним из тех, кто последний месяц агитировал людей у посольства.
— Это зачем? — по турецки спросил Остроухов. Этот язык он неплохо выучил за время работы в посольстве и прошлых войн.