— Нашли мы передовой лагерь, здесь разбойники, — обрадовал всех Вадим.
— Сколько человек? — Захарченко сел рядом с Лермонтовым, который протянул капитану флягу с водой.
— В ауле отряд из двух сотен, за стенами есть башенка с пушкой.
Захарченко перестал пить и пальцем медленно пересчитал людей.
— Вадим, а нас не маловато?
— Ну не на стены же мы полезем. Применим военную хитрость! — Вадим многозначительно поднял палец.
— Вадим Борисович, это же аул — считай маленькая крепость, — пояснил всеобщее недоумение Егерь, — а у нас ни пушек, ни пехоты.
— Это вы не слышали о троянском коне, — в свете луны улыбка Вадима показалось кроваво-красной, и по спине Лермонтова побежали мурашки.
Послышался шум, со склона горы к маленькому лагерю бежал запыхавшийся дозорный из числа охотников.
— Ваш благородия, идут. Десять! — говорил он с акцентом и сбивался от пересохшей глотки.
— Вадим, а это что? — Захарченко встал. За ним встали все в лагере.
— А это наш троянский конь. К оружию, братцы, пойдем встречать врага, — Вадим уже развернулся в сторону склона, но его за руку поймал Захарченко.
— Я понимаю, что ты себе голову не свернешь, но хоть людей побереги.
— Обижаешь.
— И еще, — Захарченко встал вплотную, и одними глазами посмотрел в небо, — оно не отстает. Привязалось после перестрелки на переправе.
Капитан говорил с долей горечи и бессилия.
— Я надеюсь, что ты в него не стрелял?
— Ты меня за кого держишь? Нет, хотелось конечно, но как бы это выглядело, — он опустил плечи.
— Разберемся, но потом, сначала встретим и порадуем жадного Ахмета.
— Вадим, да пойми ты, это какая-то нечисть, — Захарченко достал из черкески карманные часы на цепочке. По белому циферблату стрелки бешено нарезали круги против обычного своего хода. Вадим полез за своими часами, только чтобы увидеть подобное поведение и у них.
— Беда, — он почесал подбородок, — теперь не узнаем, когда обед.
— Да мать твою! Шутник, — сплюнул Захарченко и пошел возглавлять засаду.
Вадим немного отстал от отряда, наблюдая, как огибая гору, проплывает тяжелое облако вслед за капитаном.
***
По склону горы в темноте шел отряд горцев. Их вел Ахмед, который тихо матерился, пока держал коня под узду. Из-за скользких камней горцы спешились и в полутьме искали следы. Слава Алаху тяжелая телега русских оставляла за собой глубокие борозды, по которым легко читался их путь.
В тишине ночи хрустнула ветка. Ахмет повернулся к горцам, чтобы отчитать за шум, но понял, что ветка хрустнула с другой стороны.
— Господа, а что это мы по ночам не спим? — Вадим вышел из-за большого камня навстречу. В руках у него блестело дуло револьвера.
— Гуляем, — выдал Ахмет первое, что пришло в голову, и потянулся за пистолетом.
— А вдруг кто нехороший подкрадется? Ограбит, — Вадим щелкнул пальцами, и воздух пробил выстрел. Папаха на голове Ахмата подпрыгнула.
— Ахаха, глупый урус, теперь я знаю, что у тебя нет выстрела! — Ахмет дрожащей рукой направил пистолет на Вадима, глаза которого в ночи странно блестели.
— Да ну? — Вадим снова щелкнул пальцами, и папаха на голове Ахмета подпрыгнула во второй раз. Во тьме послышался лязг металла, — сложите оружие. Повторять не буду.
— Да ты шакал! — вскинул ружье горец за спиной у Ахмета. Одновременно со щелчком пальцев прозвучал выстрел, и тело чеченца покатилось вниз. Приученный к стрельбе конь только испуганно фыркнул, потеряв хозяина.
— Еще желающие? — Вадим вытянул рукой и растопырил пальцы, изобразив пистолет, — Паф!
Именно в такие моменты максимальной напряженности Вадим отдыхал душой. Или тем, что у него душой считалось. Тяжелая работа стачивала струей стресса даже таких фанатичных Вестников.
К горцам вышли охотники с винтовками. Это стало последней каплей, чтобы чеченцы сдались.
— Воин живет, чтобы завтра пойти в бой, — прокомментировал на местном Вадим, когда забирал шашку с пояса Ахмета.
Староста молча наблюдал, как его людей отводили от коней и ставили в линию. Он же стоял напротив Вадима.
— Вот он, — Вадим кивнул в сторону упавшего на склон подстреленного, — был воином, а вы, собаки. Огонь!
Ахмет обернулся на выстрелы. Ему вбок уткнулось дуло револьвера.
— Теперь твоя очередь, — Вадим взвел курок.
— Подожди, урус подожди, я полезен, — из-за волнения у Ахмета усилился акцент, — Я знаю сколько людей в ауле.
— Это и я знаю, — Вадим посильнее надавил револьвером, — думай еще.
— Я, я скажу, где остановились люди Шамиля!
— Хорошо, я тебя не убью сейчас, — Вадим снял револьвер со взвода и убрал в набедренную кобуру, — Мы отойдем пообщаться с товарищем, вы пока приберитесь здесь.
— Хорошо, — кивнул Егерь.
Оба Михаила молча наблюдали за разыгравшейся сценой с выступа над склоном.
— Вы где его нашли? — не выдержал Лермонтов.
— Он сам меня нашел, — с долей горечи вздохнул Захарченко.
— А сбежать не пробовали?
— Да куда там, — Захарченко махнул рукой и полез за трубкой, — мне же нравится, по большому счету.
— Это нравится? — Лермонтов указал на склон, куда упали расстрелянные горцы.
— Не это, конечно, вернее, не так. Мы же пока до вас добирались, разбили две шайки, — пояснил Захарченко и чиркнул спичкой, — считай, кому-то жизни спасли. Да, есть перегибы, но куда без них?
— А в плен взять?
— И кто этих пленных будет сторожить? Ты, поручик? А если кто-то сбежит и аул предупредит? Будем мы по горам от трехсот человек убегать.
Захарченко затянулся, распаляя табак в трубке. Дурманящий никотин легкой мглой окутал сознание.
— Пошли, спросим у нашего Македонского, что дальше.
Они подошли, когда Вадим с Ахметом громко спорили, стоя за высокими кустами.
— Я тебе говорю, глотай! Жить хочешь, глотай, — говорил Вадим.
— Урус, ну что ты делаешь? Ну куда? — ныл в ответ Ахмет, — ну что мне эту гадость в рот тянуть?!
— Так, либо ты глотаешь и идешь с нами, либо я тебя пристрелю. Раз, два!
— Ладно, ладно, шайтан проклятый. Беэээ, ну и гадость.
Лермонтов обменялся с Захарченко взглядами.
— Это у вас инициация принятия в отряд такая?
— Ты не поверишь, я сам в шоке, — Захарченко приложил руку к груди.
Они заглянули за куст и увидели, как горец закидывает в рот белую таблетку. Вадим протянул ему флягу, чтобы запить.
— Ух, — Захарченко рукой с трубкой вытер испарину на лбу, — мы честно, уже чего недоброе подумали.
— Меньше думать надо, брррр, — Вадим затряс головой, — то есть меньше подслушивать надо. Теперь, когда мы разобрались с преследователями, перейдем ко второй части нашего Троянского коня. Конь, а ну, подай голос.
Вадим тыкнул Ахмета пальцем вбок, на что тот попытался изобразить ржание, но получилось скорее блеяние.
— Это не конь, а осел какой-то, — заметил Лермонтов.
— Прекрасно! Зачем воровать у греков, если можем придумать сами! — Вадим пристально рассмотрел Ахмета, — Кавказский осел! Гениальный план, о котором напишут в учебниках.
— Каких учебниках? — не понял Лермонтов.
— Бумажных конечно. Все, по коням. — Вадим пошел помогать разгружать телегу от ненужного барахла. Они должны успеть до того, как взойдет солнце.
— А у вас еще воды не будет, а то в горле першит, — попросил Ахмет.
***
По грунтовой дороге под яркой луной ехала пятерка всадников, повозка и с десяток свободных лошадей.
— Эй, кто идет? — крикнули с каменных стен аула.
— Свои, Паша.
— А, это ты Ахмет. А где еще люди? Вас уезжало десятеро? — любопытствовал на местном дозорный.
— Полегли, где же еще. Урусы отбивались, но теперь все на дне оврага лежат.
— Туда им и дорога.
Повозка подъехала ближе, почти дошла до света факелов.
— Пришли людей, нужно отнести тела наших Джигитов, — скомандовал Ахмет дозорному, который вглядывался в закрытые лица всадников.
— Так нет никого. Ты уехал, Нурлан еще не приехал, я здесь с Назирскими остался.