— Шастают всякие, — впустила она чету Волович. Ханна поддерживала Дмитрия за руку, помогая ему перешагнуть порог.
— А доктор принимает?
— Доктор обедает, у вас что-то срочное?
— Да, мы от Вадима Борисовича, — сказала Ханна.
Старушка перекрестилась.
— Проходите, сейчас Федор Петрович подойдет.
Уже на пути к кабинету они услышали женский голос:
— Вот что ты так тяжело вздыхаешь, — и спустя короткую паузу, — а вы, Егерь, не хотите еще чаю?
— Спасибо, э, боярыня?
— Можно просто, Мария Александровна.
— Спасибо, Мария Александровна, но не хочу.
— Мари, сходи, пожалуйста, посмотри, когда закипит чайник.
— Это лишнее, есть слуги, — и после паузы, — ну вот, ты снова тяжело вздыхаешь.
Хана нахмурилась, ей показалось, что с той стороны донесся болезненный стон, но собралась и постучала.
— О, это чай, войдите!
В кабинете доктора помимо операционного стола, стульев для студентов и шкафов с медицинскими инструментами, стояли диванчики для посетителей или гостей доктора. В любом случае именно там сидел Захарченко с привязанной к телу рукой. Он сидел, задрав голову к потолку, и шевелил губами, пока та самая Мари гладила его плечо. В углу кабинета сидел угрюмый человек, по бледному виду которого, Ханна предположила, что он отравился и пришел к доктору за лечением.
— Ханна, Дмитрий! — первым их узнал Михаил, — как я рад вас видеть, это настоящая пытка сидеть здесь, в четырех стенах, да еще и такой… компанией.
Ханна его не поняла, поэтому просто поздоровалась:
— Здравствуйте, вашблогородие!
— Михаил Степанович, сударыня, — хрипло поприветствовал их Дмитрий и сел рядом, вытянув больную ногу.
— Мари, пожалуйста, позовите доктора. Бедный Дмитрий истекает кровью! — переполошился Захарченко и проводил жену взглядом до двери. Он молчал, пока она не скрылась в коридоре, — Дима, родненький, я сейчас на стены полезу!
— Я не понимаю, — признался Волович.
— А что непонятного? — хохотнул в углу Егерь, — еще немного и нам никакой доктор не поможет, пережить заботу мадам Захарченко.
И они одновременно с Михаилом тяжело вздохнули.
Глава 17
С корабля сгружали громоздкие станки. Летом сорок второго года палата лордов в Англии сняла запрет с продажи ткацких станков. В Петербурге партию принимал Сэр Джордж. Он стоял подальше от причала с поднятым воротником пиджака и придерживал цилиндр на голове, чтобы его не сдуло шквальным ветром. Столько лет в чужой империи, а к пробирающим холодам так и не привык. Рядом сопела пара человек от торговой гильдии и это. Называть господина Седого человеком, сэр Джордж не стал бы даже после бутылки пресловутой водки.
— Мы потеряли два корабля, — спокойно заметил торговец из первой гильдии. Бородатый мужчина с надутыми щеками.
Сэр Джордж помнил как его зовут, но сейчас не хотел вспоминать, поэтому просто ответил:
— Поэтому вы первые, кто получит новые станки.
— Немного неравноценный обмен, — пожал плечами Седой.
Сэр Джордж на него выразительно посмотрел. Этот представитель подпольного мира вот вообще не помогал сейчас.
— Я предлагал снова напасть на суше, — напомнил англичанин новгородцам.
— И мы бы снова потеряли кучу людей, — отреагировал Седой. — Все это, — он обвел рукой порт, — не продуктивно. Погибают люди, сгорает товар и чего мы добились?
Сэр Джордж не ответил. Он терял хватку над операцией и этим монстром. Седой, несмотря на слухи о его криминальном прошлом, потерял тягу к деньгам, алкоголю, роскоши и женщинам. Англичанин какое-то время приманивал его выгодой сотрудничества для России, но все менялось. Совсем за идиота это чудовище держать больше не получалось. Оставалось избавиться.
— Господин Седой, все же, думаю, нам нужно попробовать. Я выделю людей и надеюсь, что вы их возглавите. Теперь, когда Беркутов вернулся в город, мы сможем устранить всю верхушку компании разом. Один точный и очень болезненный удар.
Англичанин стукнул кулаком по ладони. Убийцы и местные бандиты не смогли в прошлом году прервать путь амбициозного, но зарвавшегося фабриканта, поэтому из родной Англии пришли не только специалисты, но и опытные люди.
***
10 ноября 1841
— Она прекрасна, правда? — от раздумий Вадима отвлек голос Пьера. Дипломат с умилением наблюдал в большое окно, как из серого снега его дочь Мари пыталась слепить снеговика.
— Действительно, так быстро растут, — Вадима же больше заботило одинокое облако, которое больше часа неподвижно висело над огромным задним двором усадьбы семьи Морелей.
— Вадим, а ты когда? — спросил Пьер с таким выражением, которое лучше всего получалось у молодых родителей в разговоре с одинокими друзьями.
— Понимаешь, я не представляю, как жена сможет меня терпеть, — Вадим посмотрел на бокал с вином и осушил его, — я же трудоголик.
— Все, все, намек понятен, — улыбнулся Пьер, примирительно поднимая руки, — я сделал все что мог. Но приказ пришел сверху. Напрямую ты корабли у нас больше не купишь.
— Я думал, что Вестник приносит тебе хороший доход? — осторожно спросил Вадим и провел пальцем по грани бокала, вызвав мелодичный скрип.
— Это так, но я бессилен. Парламент взял вопрос на свой контроль. Я, честно говоря, потрясен, даже британцы сняли запрет с продажи станков, — Пьер долил Вадиму вина. — Слушай, у меня есть кое-какие контакты в Испании. Говорят, что там все не слава богу, и они готовы расстаться с парой кораблей за хорошие деньги.
— Чтобы не продали, все будет хуже, чем нужные мне клиперы, — Вадим встал из теплого кресла. — Один корабль потопили, один повредили.
— Починим, — предположил Пьер.
— Если бы. Я обратился к нескольким верфям, везде отказали. Похоже, что мои неприятели и здесь постарались.
— Ты придумаешь, — отмахнулся Пьер и взглянул в окно. Для него компания Вестник — одно из множества прибыльных дел, и только.
— Да, а ты слышал, что наш маленький Анатолий, того?
— Вадим, — Пьер снисходительно улыбнулся, — это до ТЕБЯ новости долго доходят, до меня же рукой подать, — Пьер хотел уже проводить друга, но у него что-то щелкнуло в голове, — говоря об общении, скоро будет большой бал…
— Мы не говорили об общении, — насторожился Вадим.
— Это фигура речи, “говоря о кораблях”, “говоря о женщинах”, — Пьер не повелся на маневр, — Говоря о бале, ты тоже приглашен, и хозяин не потерпит отказа.
— А хозяин, это кто?
Пьер сделал вид, что рассматривает грязь под ногтями:
— Да так…
Вадим кивнул, подошел к двери и прежде чем выйти из кабинета сказал:
— Пьер, просто признайся, что ты не выносишь счастливых холостяков рядом с собой!
Дверь за Вадимом со скрипом закрылась, а Пьер тихо пробурчал на французском:
— Это, почти неправда. Да и потом, с Анатолием же получилось…
***
По серому камню мостовой шли тонкие ручейки талого снега и впадали в серую Неву. Вадим шел к торговому дому, переступая слякоть. У парадного входа стоял задумчивый мужчина в сером пальто и цилиндре и не решался зайти.
— Доброго дня, — поздоровался с ним Вадим и встал рядом, — я отлично знаю это заведение и смею заверить, здесь лучшие товары во всем городе.
— Спасибо, господин, но я не в магазин, — ответил незнакомец с сильным акцентом, — раньше здесь жила моя матушка.
— Вы немец? — спросил Вадим по-немецки.
— Верно, позвольте представиться, — незнакомец снял котелок, — помощник Прусского посла Герр Зонен.
— Владелец “Вестника”, Вадим Беркутов, — Вадим протянул руку, и пруссак ее пожал, — думаю, что смогу вам помочь, пойдемте.
Консьерж поклонился им и открыл дверь. Внутри помимо торговых залов с оружием, одеждой, товарами домашнего быта на первом этаже, располагались офисные помещения компании на втором. Прошел почти год с того момента, как Вадим выкупил все здание и милый ресторанчик во внутреннем дворе, все квартиры четырехэтажного дома уже переделали под новые помещения, но Максим не успел избавиться от всех вещей. В частности, вещи из квартиры одной бабушки, наследники которой так и не объявились, решили оставить в нетронутом виде, просто перенеся на чердак.