[2] др.-греч. ἄγγελος «вестник»
II.
Кёр глядела на горизонт, где земля, усеянная пёстрыми цветами смыкалась с небесным полотном. За шесть лет ей не удавалось пройти дальше луга. Да и никому. Попытки найти брешь– пустая трата времени.
И она запела. Песня эта древняя, в ней рассказывалось, что мир изменился. Но как жили раньше– уже и не помнили. И только в земле находили всякую всячину, о назначении которой никто не знал.
Иногда откапывали железки. Их переплавляли во что-то нужное, чему, по легенде, предков научили вестники. Ещё они показали, как добывать огонь и ткать, объяснили, где восток и почему птицы летают. Всего и не назвать. Кёр смолкла. Она не удерживала в памяти мелочи: отвлекали от важного.
Шесть лет в голове зрел план. Пересчитывая дни до года вестника, она забывалась, и всякий раз шерстяная нить отчего-то рвалась в руках– Кёр получала подзатыльник от тётки, которая потом весь вечер причитала над испорченной пряжей. Обидно, конечно, но мысли о вестнике сами себя не подумают. А ремесло Кёр не нравилось, и ничего с этим поделать она не могла. Или не хотела.
Вот и сейчас Кёр сидела на лугу, а не за работой. Послышалось протяжное блеяние коз. Родители тоже держали скотину. Однажды брат стащил венок, который сплела Кёр, и нацепил на козлёнка. Бедняга бестолково мотал головой, обиженно мекал и скакал, приподнимая ножки, под детский хохот. Мать выбежала из дома. Отругала их с братом и ловко поймала козлёнка. Кёр видела, словно наяву, как мать сорвала венок с козлёнка, надела на себя и звонко засмеялась – так запела бы чудесная птица. Но какое у мамы лицо?
Кёр зажмурилась под стрёкот кузнечиков. Нет, не помнит. Она встала и зашагала к селу, давя пушистые цветки одуванчиков. У ворот Кёр зло пнула плетень и чихнула от поднявшейся пыли. Недалёко послышался тёткин скрипучий голос – старая карга опять жаловалась соседке. Круто повернув, Кёр скрылась за оставшимся с незапамятных времён каменным домом. Запершило в горле, и Кёр ускорила шаг. Впереди торчала труба с вентилем. Кран привычно скрипнул. Вода холодела с каждым глотком. Без запаха и вкуса, при правильном обращении она преобразовывала мир вокруг. Кер наклонилась и подставила под струю голову, нагретую солнцем. Целое утро только зря потратила. Тётка застукает– наорёт. Кёр снова скрипнула вентилем и смахнула с лица налипшие пряди. Неизвестно, кто проложил водопровод. Народ пользовался и лишних вопросов не задавал.
Кёр знала другое: вестник мог появиться в любой день этого года. Она уже подготовила дорожную сумку, не забыв про книгу брата – ему будет приятно, что Кёр сохранила любимое развлечение.
– Идёт! – тоненько крикнул мальчишеский голос.
Кёр вздрогнула и улыбнулась. Неподалёку с грохотом уронили ведро. Словно во время урагана, захлопали двери. Захныкал младенец, и суетливые соседи высыпали из домов.
Вскоре все собирались в центре селения, как предписывал договор. Никто не сомневался в его существовании. Ведь откуда-то люди знали, что строжайше запрещено не пускать вестника или нападать на него. Это знание непреложным законом входило в жизнь степняков с каждым вдохом, с каждым глотком воды...
Из-за ближнего дома вышел вестник.
***
Когда солнце сдвинулось на пару ладоней, несчастные равнодушно глядели на горизонт. Остальные торопливо отправились по домам – согласно договору. Только Кёр осталась на площади. Выбранные двинулись в путь, а чужак, глядя под ноги, шёл следом. Они повернули за угол у недавно выстроенной ограды, и удар жерди оглушил вестника. Вестник рухнул как подкошенный. Брат научил, как надо бить. Кёр наклонилась к чужаку с надёжной верёвкой. Кёр ухмыльнулась: “Вот её-то я сплела на славу”. Узел на запястьях затянут крепко – предосторожности не помешают.
Несколько дней после ухода брата она отказывалась от еды, только пила воду: голова кружилась и подташнивало, зато притуплялась боль. Тётка, видя, тающую на глазах Кёр, отстегала её и заставила глотнуть молока. Наплакавшись, Кёр решила через шесть лет вновь встретиться с вестником. Но надо подготовиться.
Из ветоши и жердей смастерила чучело. Голова с угольными точками глаз и растопыренные руки – сойдёт для начала. Когда родня засыпала, Кёр прокрадывалась в сарай у старого дома, где родилась, чтобы при свете лучины бить чудовище, разрушившее семью. До кровавых мозолей, затягивавшихся за пару дней, а если пробраться в сад и выпить воды, то они исчезали утру.
Потом был ежегодный праздник лета. Набежала ребятня, крутясь у подвешенного на площади бумажного шара с безделушками и угощениями. Детям никак не удавалось разбить её. С визгом и гиканьем они подпрыгивали и молотили по ней палками. Стенки из затвердевшей от клея бумаги, вырванной из старых книг, не поддавался. Когда наскучило наблюдать за малышней, Кёр подняла прохладный камень и запустила в цель. Шар хрустнул, и из трещины посыпалась всякая чепуха.
“Вот так-то вестник, это только начало”, – Кёр с ухмылкой глядела на окрепшие руки.
Никто из несчастных не заметил исчезновения чужака. Они так же строем шагали к заветной точке, и проводник был не нужен. В прошлый раз Кёр поняла, что в момент, когда он указывает на человека, тот становится равнодушным ко всему.
Тяжело дыша, Кёр разглядывала загорелое лицо с широко посаженными глазами: “Тот же гад– вот и славно”. Вестник же поморщился и пробормотал:
– У-у, что произошло?
– Так ты не глухонемой!– Кёр вертела в ладонях жердь.
Он замер и поглядел на связанные руки.
– Отпусти, – вестник говорил строго, – ты не имеешь права так поступать. Всем будет плохо, если я не заберу их.
– Только если скажешь, куда шесть лет назад увёл моего брата.
– Согласно первому пункту договора, нельзя препятствовать вестнику выполнять...
– Ты всё-таки глухой, – зашипела она и ткнула жердью чужаку в грудь. – Ещё раз спрашиваю: где мой брат?
Он взглянул исподлобья. Кожа на скулах натянулась, а уголки губ резко поползли вниз. Кёр опустила оружие: “Посмотрите-ка, он ещё рожи недовольные корчит. Когда был в отключке, меньше бесил”.
– Никто из выбранных вестником не…– чужак упрямился.
Кёр хотелось спорить. С ней всегда так. Она поднесла жердь к самому носу вестника:
– А я брата верну, понял?
– Степнякам не рекомендуется покидать селение, и отпусти меня, – сказал он, и добавил уже мягче:– Так надо.
Кёр посмотрела на вестника. Не врёт ли? Сделать её выбранной он уже не сможет, так как договор запрещает указывать на степняка вне площади. Побьёт? Руки Кёр крепко сжимали палку. Шесть лет назад вестник никак не мешал ей выплёскивать отчаяние, а шуму она наделала прилично. Да и договор не запрещал следовать за чужаком по своей воле. В народе поговаривали, что бывали смельчаки, ушедшие в степь за близкими. Но никто не возвращался. Только вестники.
– Плевать, что ты там мямлишь. Короче, если я тебя отпущу, ты будешь мне мешать?
Он закрыл глаза и засопел. После паузы раздалось:
– Нет.
– Вот и славно, – она попыталась развязать узел, но со злости сильно затянула. Рука скользнула в сумку. Блеснул нож, выкованный кузнецом, который сейчас уходил из села.
Чужак скинул на землю перерезанные верёвки.