— Смотрели бы лучше вы себе под нос, а не на чужих. Карать нужно на фронте, а не в лагерях! Решили здесь самоуправство устроить?
— Фюрер осведомлён…
— Фюреру насрать на тонкие детали марша. Он упоён гениальностью своих генералов. А вот им же не без разницы, как вести победоносную войну. Я здесь только за одним: вы пресекли черту. Для вас только два выхода. Либо вы дружно запеваете походную песню и отбываете на фронт…
— Либо военный судья расчехлит давно зачесавшийся молоток. Дайте мне сутки.
— У вас 18 часов.
Бровь над правым глазом подскочила вверх. Оперативный взгляд на ситуацию как в шахматной партии просчитал шаги наперёд.
— Жаль, Герр, что приходится так быстро с вами прощаться, — снисходительно и, внезапно, спокойно ответил немец.
Осбер собрался уходить, но ожидавший остановил его ещё на мгновение.
— Это нашли в вашей руке в ту ночь, — майор отдал немцу грубо сплавленное оловянное сердце.
Красный свет от запястья попался во взглядах оставшихся при уходе Теуфела.
До самого вечера все были чем-то заняты. Пробоина в сетке рабицы поспешно заделывалась, как и зарывались ямы от взрывов гранат. Партизаны — редкое явление, но очень едкое. Хаос в одном месте, гармония в другом. От появившейся легкости на душе Ворштхер возжелал чаю. Фарфоровая чашка остывала, стоя на подносе, как вдруг, вместе с вибрациями на коричневатом напитке тишину пробили выстрелы.
— Отличное попадание! Правда, от каски такой просто срикошетит.
С бедра в кисть влетел приписанный пистолет, а офицерские ботинки безрассудно рвались к месту шума.
— А, Герр, решили к нам присоединиться? — насмешливо спросил оберст с туго натянутой радостью.
— Это ещё кто? — Ворштхер мимо ушей провел вопрос Стефана, шокировано уставившись на ещё одну персону:
— Я сказал, кто это?!
— Облегчение вашим трудам, Герр. Позвольте вас познакомить, — немец держал гостя за плечо и подводил ближе к пришедшему.
Высокий рост не скрывал крепчайшей атлетичной фигуры. Военная форма только подчёркивала визуальную прочность. Но начальника смущало другое. Лицо скрывалось за десятком заворотов чёрного и толстого бинта.
— Знакомтесь, Йимтруда.
— О-о-ч-чень приятно позна…
Теперь в жизни немецкого командира сердце наполнялось в ужас не только при виде своей матери. Такой угрозы от женщины он не чувствовал никогда.
— Зачем она здесь, Теуфел?
— Меня больше не будет рядом, так что я попросил её помочь вам. И в уборке тоже.
— Она… Не опасна?
— Клянусь богом.
Падший поторопил рассказ. Уж сильно не нравился ему такой развёрнутый подход Осберта.
— Ты его не убил?
— Гниду раздовили сапогом. И только след металлического подарка остался на его черепе. Йимтруда… Йёнде отомстила.
— Этого же хочешь ты?
— Перемирие и Пактум. Не было бы хотя бы одного, нашей «дружбе» не было бы и начала.
— Так в чём же моя вина? Тот, кто и умер в том лагере, кто надругался над твоей любовью и был всему виной.
— Не он её убил. Вы пришли её убить.
— Стефан… Мы хотели её спасти.
— Да? Как же? К каким «предтечам» вы хотели её отправить? К умершему отцу?
— Магдалина тогда была жива.
В горле Праха ёкнуло что-то.
— Мы хотели взять Йёнде к Магдалине. Но тогда пришлось открыть огонь.
Зубы едва позволили выдавить Стефану слово:
— При-чина…
— Ты. Свеча была сигналом к атаке.
Осберт покинул вагон.
Глава 32
Крепкий сон трудно прервать. А для крепкого сна после стресса нужен неординарный подход.
Роджер пришёл в себя, сидящим на мягком сидении автомобиля. Грузовой кран переносил платформу, на котором он был закреплён, на каменный пол станции. Приехали.
Парень сразу замотал головой в поисках.
— Доброе утро.
— Нимбри! Ты в порядке?
— Да. В полном, не смотря на вчера.
— Твои волосы…
— Выжглись во время обряда, — встрял в разговор Энвил, стоящий у уже спустившейся машины.
— Какого ещё обряда? Я только помню, как меня начала душить…
— Вестница.
— Ты прав, Роджер.
— Да нет же! Шея!
Вместо гематом и шрамов на том девственно молочном клочке кожи словно перьевой ручкой был набит Пактум.
— Мы со Стефаном нашли одного из наших. Он просил найти ему замену.
— Прах провёл обряд, когда ты поймал уже мёртвую… Извини, но уже мертвую тебя.
— Как ему удалось? Я явно не та, кого можно так превратить.
— Я бы с этим не согласился. Ты — Дессион, моя дорогая.
— Кто?
— Потомок наших старейших коллег. Не удивляйся, Всадники наплодили столько крепких семейных ветвей, что количество их огромно. Поражает, разве что, такое необычное совпадение на моём веку. Ангел по наследству, я прав?
— Да.
— Ещё и Дессион. Считай, звезду упавшую повстречал.
— То есть, по Земле ходят миллионы людей с силой, схожей с нашей?
— Нет. Они так же слабы, тому вина очень большая родословная. Но особенность у них всех одна: гнев спасает их от угроз, а на виду можно заметить красные искры — печать такой родственной связи. А сейчас, будучи в шкуре Вестника, Нимбри будет владеть наследуемым ей Витиумом, по ощущениям очень схожий с дессионской «изюминкой».
— Так, а волосы почему стали седыми?
— Обрядчик может указывать, каким будет будущий голем.
— Голем? Я что, теперь игрушка вашего немецкого друга?
— Прости мне такую откровенность в словах. Я не это имел ввиду. Прах сделал так, чтобы ты сама решила, как тебе хочется выглядеть.
Тревис посмотрел на причёску Нимбри ещё раз.
— Хороший вкус.
— Да? Н-ну, спасибо…
— Стоп. А где же автор такой умной затеи? Где Стефан?
— О-он уш-щёл, — внезапно, со стороны выхода с вокзала вернулся Дурьер.
Австриец принёс бумажку, на которой от имени пропавшего, было написано:
— «Вернусь я к своим близким. Вину свою смою с себя.».
— Опалило сердце свеча. Зря я ему рассказал.
— Отлично, теперь он ещё поссориться собрался. Как это всё закончится, пошлю ему бандеролью шоколада. Девушкам, как Осберт, говорят, помогает, — пытался пошутить Роджер, но стыд подбивал интонацию, от чего тот снова стал серьёзен:
— Ладно. Не думаю, что нам стоит его сейчас искать.
— Но ведь это ваш друг!
— Тревис желает Праху только добра, Нимбри, — ласково обратился Энвил:
— Поиски приведут к удару по челюсти. И не я буду его зачинщиком.
— В-ви зак-кончили?
— Ага.
— А куда мы едём?
— Ливерпуль.
— В Ливерпуль погостить собрался? Ах ты мелкий, американский, кривозубый, тупой щенок-молокосос! Да я тебе поставлю зубы в такое удобное место, что ты даже от вставных визжать будешь! Тебя так отделают, что моя мамаша, упокой Господь её душу, слышать крики будет под зёмлей! Глухой, что-ли, эй…., - всбёшённый трёкот едва попадал в ухо.
Ядрёный ирландский перегар был тому преградой.
— Вы точно тут кофе хотите попить?! - парень безнадёжно смотрел на затылки своих троих сопутников, уставившись в напитки на барной стойке.
— Ну всё, б-башмак!
Падший поймал летящую к Смертному культяпку с кольцом. Этот паб не обладал высоким потолком, поэтому спокойный подъем Вестника со стула прервался упавшей задетой макушкой чашкой.
— Смельчаком здесь только шкаф оказался? Я может и карлик в твоих глазах, приятель, но в печень тебе вмажу как просто так.
Алкоголь в жилах этого задиры поддерживал разум в весёлом препровождении, но томное молчание высокого по своим меркам мужчины колыхнуло муражки.
Наклонившись, Энвил спросил:
— Вам чем-то мой товарищ помешал?
— Д-да… Да не очень, хе-хе. Просто, передай своему… Товарищу, да? Товарищу передай, чтоб не пялился на прохожих в уборной.
Компания на фоне и ругающийся с галдежом вернулись за свой столик.
— Что ты в туалете сделал?
— Я в нём не был.
Девушка хмыкнула, сёрбая кофе.