Город закончился, а путь остановился в лесу. Ведомую отпустили, когда красные туфли встали на асфальт. Тогда она и разглядела её.
Высокие боты накидывали сантиметров к непримечательному росту. Из той части голени, где открывалась кожа, росли чёрные чернильные цветы. Худые ноги анорексией тянулись до плеч. Грудь, прикрытая широкой кофтой, по шее вела тонкие узоры. Пальцы рук исходили из замотанных почерствевшей тряпкой кистей, а их самих сковали цепи. На параллельных фалангах кольца, связанные стальными нитями в рукава. Острое, вытянутое лицо, перекрытое светлой, сгоревшей чёлкой.
— Пойдём, — руки в карманы, и девушка похрустела по веткам.
Чаща наклонялась вниз. Деревья полностью закрыли небо. Наконец, школьница увидела, куда шла. Маленькая хижина, тихо спящая в эпицентре растительности. Ведущая зашла за угол, подняла люк и, поставив ногу на ступеньку, выдернула трос с ручкой из отверстия. Генератор загремел и снабжал током с промигиванием в лампочках снаружи.
— Ты — ведьма? — мяла локоть нервная школьница.
— Заблудшая душа. Подписала один договор и теперь живу здесь.
— Узнать меня могла только ведьма.
— И тот, для кого мозг — горошек в банке. Перочинный нож у меня имеется. Не хочешь есть?
Девчонка сглотнула слюну.
— Я тебя не съем. У меня найдётся еда для оборов.
— А? Д-да я просто спросить… Хотела…
— Не знаю, как надо гостепримничать, но я хочу поесть. Еда на кухне, да и тебя бы стоило покормить.
Школьница ещё минуту дергалась на месте, но только девушка зашла в хижину, как девчонка последовала за ней.
— Мне нельзя надолго оставаться. Меня родители ждут.
— У тебя их нет. Иначе, ты бы не поплелась за мной.
— Я же говорю, я хотела спросить.
— А я хочу подержать тебя в гостях подольше.
Зал со скромной софой был спаян с кухней. Ни ванной, ни туалета.
— Откуда в глухом лесу хижина?
— Когда-то они были по всему свету. Их всё больше, деревьев всё меньше. Тот город, — консервной банкой девушка показала на север:
— Родился из похожего домика.
— Ты его построила?
— Морская вода. Нет, его забросили намного раньше, чем моей тушке понадобился кров.
— Здесь и было так комфортно?
— Старых холодильник и лампочки нашла на свалке в пяти милях. Питаю генератором, излишки собираю аккумуляторами с погрузчика. Река неподалёку мне душ и стиралка. Не богато, но на пособие выжить можно.
— Безработным много платят?
— Инвалидам и старикам достаточно.
— Ты не особо старая.
— Сухость в горле. Мой 23-летний вид мало что говорит. Только патологоанатом узнал всё, без моих рассказов. Вскрытие развязывает язык тела.
— Вскрытие? Ты умирала?
— Я отдыхала. Усталость нельзя остановить. Пришлось глушить.
— Чем же?
— Едой.
Кастрюля пыхала паром. Пластиковые упаковки риса сварились изнутри.
Школьнице предложили менее затёртое место на софе, а девушка включила радиоприёмник с импровизированной антенной из подогнутой вешалки. Два пластиковых подноса распределились по слушателям. Миска рассыпчатого риса делила место с плоской банкой мелкой рыбёшки.
Лакированные ногти подцепили мелкую рисинку и резко спрятали её в рот.
— Не стесняйся. Мы вдалеке от норм и правил, зажимающих наши инстинкты.
В поедании познаётся отношение к миру. Что важно для голодного: его внешняя скромность или утоление потребностей. Животное внутри нас принимает пищу, а человек придерживает его на поводке.
Девчонка изменилась в поведении. Жадность умеренно овладевала, но не переходила в грубость. Руки перестали помогать процессу, активно работали челюсть и зубы. Тогда же её скромная спина свободно вывела грудь вперёд. Ужин закончился.
— Оставь посуду на подушках и встань со мной.
Красивая мелодия окунула настроение в веселье. Стоило его вытряхнуть в танце. Прыжок вперёд, прыжок назад, шажок налево и направо. Рука, как ось, вращала и вела. На пике песня поменялась.
Ладони в талии, две девы стали в стойку. Движения медленные, но от эмоций, сгоряча. Так хорошо и так приятно. В объятьях танец подзастыл.
Школьница чувствовала близость, она свободна. Однако, та не ожидала встретить боль. Лоб слабо ныл, а девушка, державшая её, дрожала от страданий.
— И я, и ты похожи на людей. Мы выглядим их зеркалом, но это кривое отражение, — голос был чистым, неестественно образуясь в напряжённых губах:
— Они не знают, что такое доброта. Имитируют природные учения. Им дают крылья, как символ чистоты, но ничего не стоит этой сволочи умыться в мертвой добродетели. Вкус крови. Тебе нужно бежать.
— Н-но ты же дала мне теплоту. И уживаешься в людском кошмаре.
— Зла слишком много. Я не смогу сдержать его от беззащитных. Тебе не нужно разбивать свой дух, как его разбили мне.
— Нет, я не разобью его. С тобой мне никогда не пропасть.
— Прости меня.
Звук радио пропал. Да и само радио исчезло. Софа опустела, свет погас. Как будто, всего вечера не было. Как и комфорта.
— Ложь затмевает, но не унимает боль. Беги, пока не стало хуже.
Птицы не могут плакать. И обличие дятла, которое могло, тоже не заплачет.
Гостья исчезла, а значит пора перестать лгать. Или по крайней мере, сгущать краски. Хижина посветлела, а посуда так и не вернулась. Не зачем есть, если не желаешь. А вот пролить пару слёз во имя спасения новой молодой души всегда есть рвение.
— Сейчас общество «сыто» и помогает. Но это лишь потому, что его к этому принуждают. Оно слепо и жадно, таким и будет, пока имеют силу слепые скупердяи.
Хоть действия девушки казались многим опытными, к сожалению, глубоко внутри неё некогда оборвавший жизнь от голода ребёнок, страдающий по смерти своих родителей.
Подушка мокла, радио крутило белый шум. Душа, которая скрывает свои страдания, никогда не излечится. И вдруг, случайность, секрет явился явным.
На спину прилегли. Девчонка обняла девушку, вернувшись.
Приятный запах взбодрил очищенную от горечи. Кедровые орешки. Свежая горсть была перед лицом.
— Только это я смогла найти за бесплатно, — полотенцем вытирала свои волосы школьница.
— Ты смогла найти реку.
— Как и все звери.
Девушка присмотрелась. Внешне, девчонка всё та же, что и была вчера, но керотиновые нити иногда смешивались с мелкими перьями.
— Почему ты не послушала меня?
— Побег — не решение. Как и скрывать свои проблемы.
— Я делюсь ими с подушкой.
— Твоя одежда и чувства говорят о твоём желании уединиться. Но это не так. Ты одна не по желанию.
— Вкус хвои. Когда я встретила маленький клубок, и не думала, что он — психолог.
— Хочешь ли ты моего исчезновения или нет, моё нутро воет, что тебе нужна помощь. Я тебя не оставлю.
Девушка села, бросила в рот пару орешков и снова легла на софу.
— Ладно. Тогда постирай мне бельё.
— Мм. И какого цвета?
— Которое грязное.
Глава 47
Дятел ощутил на своём личике дуновение холодного утреннего ветра. Дела по дому сделали вчерашней ночью, а крепкий сон прошёл на краю единственного мягкого места здесь. Птицу смутило, ведь сквозняку в закрытой наглухо комнате неоткуда взяться. Оказалось, что ни окон вокруг, ни дверного проёма, просто не было. Опять пустые и состарившиеся стены без признаков жизни.
Школьница качнула бровью и прижала губы. По её левое плечо мягкие подушки всё ещё гнулись. Ладошка упала на пустоту, где в лежачем положении могли находиться бёдра. Хрясь! Девчонку ударило по руке за попытку прикоснуться. Свет и тепло озарило дом.
— Мне понравился этот шёлк на ощупь.
— Раз ты не уходишь, помолчи хотя бы.
Когда хочешь избавиться от сожителя на мимолётные мгновения, заставь его работать. Помыть посуду месячной грязности, вычистить потолок от гирлянд паутины и много другое. Дятел полон энергии, она готова на всё, лишь бы угодить своей знакомой. А девушка только и делает, что смотрит в точку бесполезных созерцаний.