Диски остановились. Копьё полетело в цель. Парня отнесло вперёд. Подняв лицо на врага, Роджер показал свои глаза, чьи белки светились белым. Он не устал, в нём горело рвение. Не во всякой эстафете простые в своём понимании мира дети так рьяно тянут канат, как тянулся по пруту Вестник. Толкая его в себя, пачкаясь пропадающей кровью, он приближался ближе. У ладони Апостола посох надувался волнами. Лезвия по всей площади. Парень не замедлялся. Острый поток хлынул.
Дым. Замах. Свист клинка. С пальцев Роджера слетела кожа, но это не было проблемой. Костлявая культяпка схватилась за рясу. Второй кулак влетел в долгожданную щёку, опятнав её кусками плоти.
— Бефтолковая нафтойвивофть, — выплевал упавший наземь:
— Не думай, фто победа блифка.
Смертный натянул схваченный ворот, подтянув поближе Апостола:
— Верно. Смерти ты достигнешь уж точно не быстро.
— Эх, ввемя. Главная нефправедвивовть в нафем миве — это ввемя. Вюбимые умивают, нафы визни конфаются, у наф забивают самое фенное, но ввемя никогда не останофится или законфится. Ну, пока я его не ваконфу.
— Что ты там несёшь?
Чувство превосходства травит внимание. Гибкий посох уже наставлял на голову Вестника кол, подобный змее.
— Потом увнаеф..!
Роджер улетел в стену. Его ударило, причём сильно. Но Пактум работал, сознание не терялось. Только большая причина маячила перед глазами.
Древка высотой с Роджера кончалась потрёпанным и от обтёски, и от ударов молотом. Простым, но солидным.
— Чёрт! Savnet, Bunarr.
Вестники собрались у лежащего без сознания Апостола. Вестник-великан вытащил орудие, выпустив парня. Вдох, и запястье потухло. Ни одного ранения не осталось на нём.
— Здравствуй, Стефан, — выгнул спину Смертный.
— Ожидал моего появления?
— Была чуйка.
— Что произошло?
— Я даже не знаю с чего начать. Хотя, знаю.
Роджер щёлкнул пальцами. Шею Нимбри обнял дым, а после в руке парня повис ошейник. Грубыми движениями мягкий металл разогнулся и согнулся обратно, прижимая дыхание Апостола.
— Вот с этого можно начать.
— Кхе, любвил театр я в фвои века, — очнулся лежащий:
— Вефь этот пафос. Обовал. Но вот беда тогда была: гевои слифком хорофи в своих делах. Уж слифком профто это всё. Давай-ка вот фто, Родвер.
— Твой вой от выбитых зубов мне нравится больше этих слов.
— Ты это делал, от фсех не фкрывая. Но никто не фпрафывал. Мовет, фтоит вделать это ефо раз?
— А?
— О чём он?
— Офэйник одет, я повевжен. Вовьми меня за вуку.
Парень посмотрел на Вестников.
— Я мечу в его глотку, — откупорил пробку Прах.
— Мы на чеку. Только не прогляди, — обобщил Падший.
— Рискнёшь? — неуверенно спросила Нимбри.
Смертный схватил ладонь. И вдруг, яркий свет водой залил глаза. Он был не спокойным, а хаотичным и странно пугающим. Но Вестник не обращал внимание на это. Роджер скрючился. Боль. Красная боль окутывала его.
— Что? — жара появлялась на секунды, стираясь влагой и холодом.
— А? — время летело вперёд, останавливаясь и возвращаясь назад.
— Стоп, я… Я уже был… Третий раз.
Проход в пещеру засыпан глиной. Злоба Вестника рушила препятствия перед ним. Ему нужно туда попасть.
Апостол услышал, как внутрь смогли прорваться. Его окружали клетки. В каждой сидел некогда пойманный Вестник.
Либерну схватили по дороге в почту. Докуна заметили за слежкой на военной базе. Праха встретил спецназ на конспиративной квартире. Марока достали из-под камня. Падшего увели из бара. Дурьера подстрелили во время нелегальной продажи оружия. Онгэйда заметили ирландцы, грабившие в местном доме. Копи выкупили из тюрьмы. Орфет выискали через угрозы подруге. Клыка отобрали органы опеки. Грайсин пыталась отомстить за волка.
— А вот и он! - ознаменовал появление Роджера Апостол.
Без прелюдий, потолок полетел в Смертного. Разворот, и цельный гранит раскололся от костяного лезвия. Ещё одна колонна поймана руками. Посох полетел копьём. Взгляд. Золотая игла воткнулась в камень, после чего отсеклась от посоха взмахом косы.
— Я поражён. Такая сила. А на деле это была всего лишь ошибка. Отклонение, которое мы подарили вам. Селективно отобранные сорняки.
— Я не помню, как смог научиться таким ударам. Я не помню, почему простая ненависть превратилась в горящую ярость. Но сколько бы раз мы не встречались, я хорошо запомнил то, что ты должен умереть.
— Помнишь?
Смертный сделал шаг. Лезвие летело, но Вестника там уже не было. Скорость взгляда давала окно нанести удар. Дым. Удар. Дым. Удар. Сотни попаданий, все не касались лезвий. Словно охапка гранат окружала Апостола, разрубая его на части.
Ряса упала. Апостол хохотал, истекая кровью.
— Сколько попыток?
— Значит, ты знаешь.
— Я много чего знаю. Поверь, то, что кажется тебе незначительным, лишь усугубило всё. Почему мы здесь?
— Не я выбрал место встречи.
— Конечно. Ты лишь поддался чьим-то словам, а время повело тебя вперёд.
— Поддался чьим-то словам, — Роджер пробубнил это, словно забыв.
— Я ведь уже говорил про время? Неизбежность. Каждый раз, возвращаясь обратно, ты только приближал нас сюда. Боже, на тебя Милита поставила.
— Чьим же…
Руку Роджера схватил Апостол. Красными каплями с лица он нарисовал крест.
— Когда время перестанет стоять по моему желанию, улыбнись, ведь кроме забытой тобой ты так и не понял, как привёл нас к концу.
Зубы раненного укусили палец парня, коса почувствовала, срубив голову опасности.
Эпилог
— Роджер? — Прах похлопал Вестника по щеке:
— Ты отключился. Апостол умер. Ты слышишь?
— Да, да я…
Взгляд упал на ладонь. Крест и след от зубов, которых не должно было быть.
— Где Нимбри?
— Кто?
— Тревис, что с тобой? — дёрнул потрёпанный хрипотцой голос.
— Мари? Ты в порядке?
— Конечно. Ты же сам сказал стоять в стороне.
— Что?
Глаза забегали. Все здесь. Апостол лежит на земле, но ничего на его шее не было.
— ГДЕ НИМБРИ, ВАШУ МАТЬ?
— О ком ты, Роджер? — спрашивали Вестники.
Пазл в мозгу жаждал собраться. Каждый отскок намекал Смертному, что делать. Его отбрасывало, лишь бы он что-то исправил. А изменения, приходившие после, не привлекали никакого внимания. Как и время, проходившее повторно. Помнил ли Роджер момент своего возвращения? Он чувствовал, когда чувства приходили обратно. Вестник не мог поверить, что из-за него всё могло измениться, но крест показывал, что изменения обходили парня стороной. Как и Апостола.
— Ублюдок хотел своей смерти. Зачем? Он что-то говорил про время. И то, что мы — сорняки? Я, я не… Нимбри…
Эмоции цепляются за реальность, кажущуюся иллюзией. Парень не понял, как встал.
Только через минуту под ногами ощутилась земля. Дрожали руки, которые Вестник старательно держал ладонями к себе.
— Какую бы ёж не чувствовал боль…
Голова звенела. Красный перед глазами. Но возвращаться теперь подобно смерти. Страшно. Боль можно стерпеть. Парень смотрел на крест. Внезапно, сухая кровь застыла в воздухе. Её частицы отрывались от подрагиваний. Но затем, и кусочки кожи замирали, не позволяя двинуть конечностями. Следя за дыханием, Смертный понял, что красный не постоянен, он мигает. Так не приходит приступ, ощущения казались механическими. Хрусталик искривился, и парень увидел. Это была не пелена всё это время, а маленькие надписи, прикрывавшие весь обзор. Роджера качнула стена ветра. Он обернулся. Невероятный свет и более ничего. Красный на фоне такого стал полностью чёрным и читабельным. Полная пустота и в глазах только…
