В свою очередь, Вад никак не собирался разделять участь своих павших товарищей, но и в плен сдаваться гордость не позволяла. Поэтому, после непродолжительных переговоров, в процессе которых старшина проявил похвальное самообладание и изрядную смелость, был выбран некий промежуточный вариант. Он конвоировал меня к своему хозяину, а я использовал его для получения необходимой мне информации. Эдакий взаимный плен, но без связывания конечностей и допросов с пристрастием. Всё на взаимовыгодной основе.
И вот теперь мы, как два боевых товарища, спешащих после ратных дел промочить горло в тепле и уюте, приближались к заставе поселенцев. Их дома действительно показались впереди, лишь только мы обогнули заросли какой-то местной разновидности орешника.
Нас окликнули, едва мы приблизились к заставе метров на сорок-пятьдесят. Правда, назвать столь гордым именем кое-как сбитый из разнокалиберных досок сарай и столь же корявые рогатки с парой ниток ржавой колючей проволоки, коими перегорожена была дорога, можно, как мне подумалось, только с очень солидной натяжкой.
И ещё мне показалось любопытным то, что ни справа, ни слева от сторожки не присутствовало и намёка на какое-нибудь даже самое примитивное ограждение. По сути, эту «заставу», если не полениться, можно было легко обойти с любой стороны. Разве что мины? Я принюхался. Взрывчаткой попахивало, но очень слабо.
Старшина проследил за моим взглядом и кивнул в подтверждение моей догадке:
— Они там пораскидали, чего бог послал: сигналки, растяжки, несколько противопехотных и, рассказывали, даже одна противотанковая где-то стоит, — сообщил он.
— Судя по моим ощущениям, минирование не сплошное, — подумал я вслух. — Запах тротила слишком слабый.
Вадим посмотрел на меня с нескрываемым восхищением.
— А я-то ещё думал, что врут всё про сверхчувствительное обоняние вестников, произнёс он. — И ты прав. Откуда им сильно минами разжиться? У наших же на самогон сколько смогли, выменяли, да разбросали вокруг посёлка, как бог на душу положит. Однако для острастки хватает. Никто на себе проверять периметр не рискует.
Слегка прихватив его за локоть, я наклонился и прошипел в его веснушчатое и покрытое рыжими волосками ухо:
— Ты б не распространялся про вестников. Побереги свой язык, да и местных пожалей. Я ж всю деревню выкошу, если кто про меня тут узнает!
Скорее не мои слова, а тон, которым они были произнесены, произвёл на рыжего усача должное впечатление. Он слегка побледнел и нервно сглотнул.
— Ладно, ладно, — изо всех сил стараясь не показать страха, он даже попытался изобразить на своём лице улыбку.
— Повторять не стану, — сообщил я и отпустил его руку. — Давай-ка лучше договорись с таможней.
Из-за импровизированного барьера навстречу нам вышел молодой долговязый парень с цыплячьей шеей, курносым лицом и первым светлым пушком на щеках. Оружия у него в руках не было. Но из крошечного окошка сарайчика пустыми глазницами двух стволов на нас смотрело изрядного калибра охотничье ружьё.
Одежда поселенца и впрямь напоминала ту, в которой я появился в этой параллели: тёплая камуфляжная куртка, той же расцветки брюки, заправленные в высокие сапоги. Егеря же носили однотонные комбинезоны цвета хаки и высокие ботинки на тяжёлой подошве.
Хорошо, что по совету старшины, я переоделся в форму одного из погибших, не пострадавшую в перестрелке (пуля попала ему в голову). А то и не знаю, как бы мы объясняли местным моё появление, да ещё и в компании с егерем.
С приближением юноши мой спутник весь преобразился. Его усатая физиономия расплылась в радушной улыбке, а руки распахнулись, как крылья у птицы, будто он собирался заключить поселенца в жаркие дружеские объятия.
— Тим, малыш! — закричал он достаточно громко, чтобы его услышали и в сторожке. — Что-то ты зачастил в караул! Или это мне так везёт постоянно натыкаться именно на тебя?
— Это тебе так везёт, — подтвердил парень без особых эмоций.
Он остановился шагах в пяти от нас, не рискуя оказаться в зоне действия столь бурного радушия, проявленного гостем.
— Ну же, мальчик мой, — не унимался старшина, — в прошлый раз ты позволил мне обнять тебя! Давай же поздороваемся по-братски!
Тим сотворил на своём лице предельно кислую мину.
— В прошлый раз ты повис на нас с отцом, пока мы тащили тебя из кабака, чтобы сдать с рук на руки вашим, — сообщил он. — Вряд ли это можно считать объятиями.