– Тебе-то что за дело! – мрачно буркнул Антип, чувствуя, как внутри у него закипает злость.
– Ну как же! – удивленно вскинул брови Харлам. – Эдак ты, глядишь, в скором времени так разбогатеешь, что собственную навозную яму заведешь. А значит, – Харлам снова язвительно осклабился, – не станешь больше к нам заходить, чтобы в нашей искупаться.
Парни за спиной у Харлама дружно загоготали.
Злость, как хмельное пиво, ударила Антипу в голову. Да с такой силой, что он и сам не сразу понял, что произошло. Правая рука Антипа словно бы сама собой выдернула из столешницы нож и развернула его острием в сторону Харлама. Харлам в испуге дернулся было назад, но Антип поймал его левую руку за запястье и снова прижал ладонью к столу. Лезвие ножа метнулось к горлу Харлама. Антип чувствовал, что все происходит помимо его воли, словно не рука его несла нож к горлу противника, а сам нож тянул за собой податливую руку. За миг до того, как нож должен был войти в горло Харлама, Антип дернул руку в сторону, и острие только слегка оцарапало кожу на шее перепуганного парня. Но в следующий миг нож вновь проявил свою волю и, падая вниз, вонзился в прижатую к столу Харламову ладонь. С невероятной легкостью пробив насквозь доски, нож вошел в стол по самую рукоятку.
Харлам завизжал так, словно с него живьем сдирали кожу. Степка-лунь, Карпач и Ощипень, оторопев, стояли у него за спиной, не зная, что делать. Драки среди сельчан были не редкостью, но до поножовщины дело никогда прежде не доходило.
Кривой Ван подскочил к столу сразу же, как только понял, что происходит что-то неладное.
– Выдерни нож! – взмахнув рукой, в которой у него было зажато полотенце, приказал он Антипу.
Антип послушно выполнил приказание. Лезвие ножа вышло из досок так же легко, как и вошло в них. Когда Антип взглянул на него, ему показалось, что лезвие блестит еще ярче, чем в тот момент, когда он достал нож из-под корней огромного пня. И, что удивительно, на ноже не осталось ни единого пятнышка крови.