Я сделал заячью петлю по редколесью и подкрался к месту истязания с другой стороны. Бедолага был за руки и за ноги привязан к упавшему стволу поваленного ураганом дерева. Новые, явно только что купленные штаны были спущены, а богато украшенная орнаментом рубаха – задрана. Спину и ягодицы Боба покрывали многочисленные багровые рубцы.
Инквизиторов насчитывалось четверо. Один нарочито тихим зловещим голосом произносил вопрос, второй сразу наносил удар. Двое других копались в вещах, купленных моим посыльным только что на ближайшем рынке.
Жертва орала так, что закладывало уши. И я неожиданно понял то, что ещё недавно не мог себе представить! Уверенный, что я нахожусь где-то рядом, бедняга своими криками предупреждал меня об опасности! А ведь ещё двенадцать часов назад я собирался его убить. Хотя, если на то пошло, чуть более суток назад он меня повесил.
Вспомнив о нескольких часах, проведённых в волосяной петле, я позволил истязателю нанести ещё пару ударов по жирной заднице испытуемого, а потом, глубоко зевая от недавнего сна, вышел на поляну с арбалетом в одной руке и саблей в другой.
– А вот и хозяин пришёл, – сообщил я, пришпиленному к стволу дерева арбалетной стрелой вопрошателю, а также тупо уставившемуся на свои отрубленные почти по локоть руки истязателю. Оставшиеся двое уже никакого сопротивления не оказывали, пока я привязывал их поперёк бревна, на котором ещё недавно пороли Боба. Мы спустили с них штаны, а продолжение я перепоручил фантазии моего воспитанника, только что покинувшего это ложе. И судя по диким крикам, от которых вздрагивали уже не только наши лошади, но и верхушки вековых сосен, парень сумел отмстить за свою боль и унижение.
А я пока пошёл изучать покупки и переодеваться.
Боб вернулся сильно расстроенным. Криков я уже больше не слышал, поэтому решил, что парень сам отправил своих мучителей на божий суд, и моя помощь ему не понадобится. И всё же его бледность и молчаливость начинали меня беспокоить.
Мы забрались в фургон, и теперь лежали на соломе плечом к плечу. Лошади, уставшие за несколько часов от жуткого шума, медленно побрели в сторону города. Денег, как я теперь понял, у нас было полно – из карманов четырёх трупов я выскреб золота гораздо больше, чем имел на момент своего повешения. А Боб всё молчал.
– Что случилось? – Решил выяснить я. – Чем ты так расстроен? Это из-за побоев, которые тебе достались?
– Синяки пройдут, – тяжело вздохнул Боб.
– Тогда в чём дело? Может, хочешь вина? – Я слегка пнул лежащий у нас в ногах мешок с припасами. – Сейчас можно.
Парень снова вздохнул, но ничего не ответил и никак на моё предложение не отреагировал. Это уже совсем на него было не похоже. Может быть, он что-то скрыл от меня и теперь боялся признаться? Теряться в догадках я не собирался. Впереди меня ждало ещё много важных дел, а иметь рядом помощника, который держит камень за пазухой весьма опасно – может подвести в любой момент.
– Говори, – приказал я тоном, не терпящим возражений.
Боб заговорил, продолжая при этом смотреть в небо, словно его слова предназначались не моим ушам, а богу:
– Вы же меня потом тоже убьёте, хозяин, – каким-то безразличным голосом тихо произнёс он. – Когда Боб станет больше не нужен, хозяин не отпустит его – хозяин Боба убьёт.
– С чего ты это взял? – Я постарался изобразить глубочайшее удивление.
– Там у Замка, к которому Боб привёл хозяина, – всё тем же тоном ответил он, – хозяин собирался убить Боба, но передумал, потому что решил – Боб ещё может пригодиться. И Боб пригодился и пригодится ещё, но однажды Боб станет не нужным, и хозяин его убьёт, как и хотел с самого начала. Хозяин убивает всех и никого не отпускает живым.
Я был потрясён так, что не сразу смог ответить ему. Откуда такая проницательность в этих пасторально-пейзанских мозгах? Как этот деревенский увалень способен был вообще анализировать происходящее вокруг него? Но самым любопытным было то, что я вдруг, заглянув в себя, осознал, и осознал именно на той лесной опушке, когда спасал парня, что уже не могу его просто так убить! Я – Вестник смерти – привязался к этому ходячему куску сала! Тут я вспомнил, как он спасал меня из вонючего рва, хотя сто раз мог просто убежать домой, как нарочито громко кричал, чтобы предупредить об опасности.
Что-то изменилось во мне. Вестник не должен испытывать жалости и не иметь привязанностей. И тут я вспомнил о Изабелл, но тут же отогнал нелепую мысль о том, что пытаюсь её спасти. Я лишь должен выполнить контракт и получить у заказчика окончательный расчёт. А если заказчика на тот момент не будет в живых, то кто мне заплатит?