– Значит, это необходимо? – спросил он.
– Не необходимо, Хьюланн. Но в противном случае все выглядело бы так, будто с вами не все в порядке. Но ведь вы же не чувствуете себя больным? Надеюсь, то, что с вами происходит, не так уж страшно. Это не необходимость, а стандартная процедура в подобных случаях.
Хьюланн кивнул и подчинился. Ему придется быть предельно осторожным и следить за своими словами: отвечать по возможности честно – но в то же время не открывать всей правды.
Опрос начался издалека.
– Вам нравится ваша работа, Хьюланн?
– Очень.
– Сколько лет вы занимаетесь археологией?
– Семьдесят три.
– А до этого?
– Я был писателем.
– Как интересно!
– Согласен.
– О чем вы писали?
– Книги по истории. Истории сотворения мира.
– Археология в таком случае стала естественным продолжением вашей деятельности.
– Полагаю, да.
– Чем вас привлекает археология? Постойте, я хотел сказать, почему вам нравится вести раскопки?
– Я испытываю искреннее волнение при воскрешении прошлого, когда неожиданно что-то находишь, а также удовольствие в процессе познания.
Баналог проверил данные, которые высветились у него на столе, и, чтобы не нахмуриться, снова посмотрел на Хьюланна и выдавил из себя улыбку:
– Связано ли ваше чувство вины с работой именно на этой планете?
– Я не понимаю, о чем вы.
– Ну, не чувствуете ли вы, будто отбываете что-то вроде наказания, реконструируя, так сказать, повседневную жизнь людей?
Так продолжался опрос. Тестирование… Зондирование… Вскоре Хьюланну стало ясно, что Баналог узнавал намного больше, чем пациент намеревался позволить ему узнать. Хьюланн старался отвечать как можно лучше, но и сдержать проницательного травматолога с его умными машинами не было никакой возможности.
Затем произошло самое страшное. Баналог подался вперед и доверительно сообщил:
– Конечно, Хьюланн, вы понимаете, что ваша подсознательная вина есть не что иное, как совесть.
– Я…
Баналог нахмурился и сделал знак замолчать перед тем, как Хьюланн начнет все отрицать.
– Да, да. Я вижу это, Хьюланн. Но есть и еще что-то, что вы скрываете от меня.
– Ничего.
– Пожалуйста, Хьюланн. – Лицо Баналога выражало страдание. – Это для вашей же пользы. Да вы ведь и сами все знаете.
– Да, – признал с неохотой Хьюланн.
– Тогда скажите мне.
– Я не могу.
– Вы будете чувствовать себя виноватым?
Хьюланн кивнул. Баналог снова откинулся в своем кресле и долго молчал. Машины продолжали ковыряться в мозгу Хьюланна, пронзая его своими невидимыми щупальцами. Баналог отвернулся к окну и смотрел, как в тусклом свете падает снег. Снег шел уже целый день, и все основательно покрылось белым слоем пороши, хотя таять снег перестал только в полдень. Баналог обрабатывал детали, которые ему удалось обнаружить, систематизируя их в голове, пока не нашел следующий вопрос:
– Хьюланн, это имеет какое-то отношение к тому, что вы нашли во время раскопок?
Датчики на столе яростно замигали.
– Нет, – отрезал Хьюланн.
Баналог никак не отреагировал на ответ. Его внимание было поглощено данными машин.
– Что вы нашли?
– Ничего.
– Что же это такое, что вы считаете столь важным, что упорно скрываете, подвергая себя риску стирания памяти и реструктурирования.
Хьюланна охватил неподдельный ужас. Внезапно он увидел, как мир вокруг него рушится, осыпается, превращается в пыль, уносимую куда-то холодным ветром. Его прошлое будет стерто промывающими память технологиями.
У него отнимут первые двести восемьдесят лет жизни. У него больше не будет прошлого, о котором он сможет рассказать своим детям. Клеймо позора ляжет на десятки поколений его семьи.
Баналог приподнял голову, его веки скользнули вниз, скрывая шок в глазах.
– Хьюланн! Вы нашли в развалинах человека! Живого человека! Нашли! – выдохнул терапевт.
А Хьюланн уже видел, как Лео вытаскивают из разбитого и обуглившегося здания. Затем возник образ испуганного детского лица. И финальная картина – маленькое, растерзанное, кровоточащее тельце на замерзшей земле, после того как палачи сделают свое дело.
Он вскочил с кресла с легкостью, которой сам от себя не ожидал. Эта легкость сохраняла ему первые двести лет жизни. Хьюланн не стал обходить стол, а прыгнул прямо через него, сметая на своем пути аппаратуру, которая яростно замигала, словно сопротивляясь.
Баналог пытался закричать.
Но Хьюланн врезался в кресло, где сидел травматолог, и они оба повалились на пол. Хьюланн успел заткнуть врачу рот правой рукой с такой силой, что тот был лишен всякой возможности позвать на помощь. Баналог пытался отбиваться. И, несмотря на то что он был старше лет на сто, ему почти удалось освободиться.