— Ну там не навека же строить. Месяц простоит — хорошо, — Вадим обошел стол по кругу, остановившись перед бородатым Уманским, — Сначала кирпич.
— Какой кирпич, Вадим Борисович? — не понял мастер.
— Строительный. Вы глину нашли? Нашли. У меня производство пороха в деревянных домах идет, это же бред!
— И кирпичи огнеупорные для печей привезли, — напомнил Кондрат, сверяясь со сметой, — Местные чуть по домам не растащили.
— Мы всех наказали, — заверил покрасневший Уманский.
— Тогда за работу.
***
Для будущей кирпичной печи вырыли котлован, уложили фундамент и облицовку стен. Для круговой камеры печи, которая походила на коридор в бублике, использовали специальный жаропрочный кирпич. На потолке коридора оставили отверстия под угольные горелки, а в стенах проходы для загрузки заготовок. На втором этаже выстроили небольшой сарай, где кочегары переставляли цилиндрические горелки, что позволяло никогда не тушить печь, обеспечивая ей постоянную работу. Отдельный человек следил, чтобы в горелках оставался уголь.
Для кирпичей использовали обычную глину, без примесей, что удешевляло производство по сравнению с другими заводами. Их готовность отслеживали через потолок коридора длинным штырем, проверяя уровень просадки кирпича.
— Вадим, я не понимаю твоей привередливости к углю, — Кондрат кривился от цен поставщиков.
— Чем чище уголь, тем лучше, равномернее идет огонь и прогреваются заготовки. Попробуй написать в Луганскую губернию, я слышал, там сейчас активно осваивают добычу каменного угля, — Вадим вышел из коридора круговой печи, куда рабочие вносили новую партию заготовок.
Полный цикл занимал неделю: каждый день грузчики вынимали готовую партию и закладывали на ее место новую, а кочегары с верхнего этажа по кругу переставляли горелки, сначала прогревая, а потом и обжигая заготовки.
Через неделю кирпичи доставали и везли на стройку новых цехов в поселке. На время обжига грузовые двери в камеры коридора закрывали, отводя воздух на улицу. В итоге получались тугоплавкие кирпичи равномерного бледного цвета, подходяще, например, как на отделку домов, так и для металлургии.
— Двадцать семь тысяч кирпичей в день, — Кондрат зажмурился, чтобы посчитать в уме, — Сто восемьдесят девять тысяч в неделю.
— О чем задумался?
— Сколько денег мы тратим на заводы.
— Да брось ты, — Вадим улыбнулся и достал трубку, чтобы закурить, — Ко мне уже подходил Естислав, чтобы прикупить кирпича. Все окупиться. Ладно, это все интересно, но у меня работа.
Вадим пошел сначала в дом, чтобы переодеться, а потом направился в новый цех механического завода, где из тугоплавкого кирпича складывалась новая доменная печь, размером больше всех зданий в поселке. Вытянутое в высоту рабочее пространство горна строилось на крепком фундаменте — лещи. Лещ и стенки горна выкладывали из специальных углеродистых блоков, которые добавляли долговечности печи. Для сохранения целостности рабочего пространства, кирпичные стенки охлаждали водой, через чугунные трубы, проложенные внутри стен в виде змейки. Отдельно через шесть фурн в доменную печь подавали нагретый воздух, для сжигания коксированного угля.
Накапливающийся чугун и шлак, периодически выпускали через отверстие летки. Она располагалась выше уровня леща и состояла из нескольких механических частей, не позволяющих вылиться расплавленному металлу. Для разделения шлака от металла в конце желоба, устанавливали чугунную плиту не доходящую до дна желоба. Когда металл сливали, то шлак оставался на поверхности и отводится в боковой желоб, а чугун разливался в несколько параллельных ковшей. Дальше его разливали в пустотелые заготовки и давали остыть до готовности.
Сегодняшний день стал особым. Вадим с нетерпением стоял у первой стальной заготовки под токарный станок с ножной тягой. Отдельно Вадим следил за качеством стали для сверл по металлу. На токарных станках он планировал методом выдавливания изготавливать нарезные стволы ружей и пистолетов. Такой метод выдерживало только крупнокалиберное оружие, что подходило под современные реалии дульнозарядного вооружения с диаметром стволов в восемнадцать миллиметров.
Вадим подошел к заготовкам сверл и постучал пальцем, прислушиваясь к тонкому звону. Его глаза слабо горели синим, пока он по звуку определял чистоту и качество получившегося сверла.
— Сойдет, — он закатил рукава грубой рабочей рубашки и взялся за инструменты.
До наступления Рождества он планировал изготовить формы для литья и сделать начальный набор инструментов. Кузнецы и оружейники следили за качеством отлитых заготовок и пробовали новые станки в деле. Два удлиненных токарных станка ставили вертикально, чтобы обрабатывать в них крупные детали будущей паровой машины.
***
Пока Вадим модернизировал свое производство в Заводском, как самый ответственный Захарченко следил за отрядом. Они сидели по вечерам в Эльбрусе и играли в карты. Ресторан открылся без помпы, служа скорее отдушиной для своих.
Захарченко качался на стуле и разглядывал пару выпавших в покере тузов, когда в дверь ресторана постучались. Рабочих уже отпустили и к двери пошел Щербатый, как самый дерганый в компании.
— Да подожди ты. Кого там еще на ночь глядя принесло, — открывать он не спешил, сначала взглянул в дверной глазок.
С той стороны стоял суховатый мужичок в простой телогрейке и мял шапку в руках. Подробностей в глазок Щербатый не разглядел, поэтому открыл маленькое оконце для переговоров.
— Тебе чего… отец? — Щербатый неуверенно почесал щетину на щеке.
У мужичка перед дверью сильно впали щеки и глаза, из-за чего точно определить возраст стало невозможно.
— А, а уважаемый Призрак, здесь? — у мужичка хрипел и прыгал от волнения голос.
— А кто спрашивает? — Щербатый через окошко посмотрел, нет ли кого еще у двери.
— Гаврила Фамин, вестимо. Старший в артели. Если я мешаю, то могу позже зайти, — Гаврила отвел глаза, обреченно уставившись на порог.
— Щербатый, кто там? — Захарченко накрыл рукой пару карт и отвлекся от игры.
— Гаврила, ты же по делу? — просипел Щербатый.
— А? Ну да, по делу.
— По делу пришли!
— Так не морозь человека! — Захарченко прикрикнул, чтобы перебить шумную компанию за столом.
Щербатый открыл дверь и пустил строителя, осторожно проверив, чтобы за ним никто не прошмыгнул.
Гаврила потопал ногами, чтобы сбить снег и прищурено осмотрелся. В зале стоял дым от табака, плавающий в приглушенном свете. Терпкий запах смешался с цитрусом. В центре стола стояли перезревшие лимоны.
— А это, что вашблогородие? — строитель показал на вазу с лимонами.
— Для антуражу, — Захарченко развернулся к гостью, игра стихла, — Чем обязан?
Уточнять Призрак ли перед ним, Гаврила не стал, а просто затараторил:
— Барин, мы слышали, что ты человек добрый, не бросишь честного рабочего в беде. Больше мне идти некуда.
— Не брошу, а что у вас за проблема? — Захарченко принял важный вид.
— Да как сказать, — Гаврила пнул валенком угол ковра, — Обижают головорезы проклятые, дышать не дают, голодом мучают.
Он продолжал говорить,
перебарывая накопившуюся обиду и стыд.
— Ироды, демоны, антихристы, — Гаврила зажмурился, чтобы не зарыдать.
Захарченко оглянулся на собравшихся. К такому душевному излиянию он оказался не готов.
— Подожди отец, а кто тебе о Призраке рассказал? — Щербатый оказался практичнее и решил вмешаться.
— Да подожди ты, видишь, человеку плохо, — Захарченко зло сверкнул глазами на Щербатого и посадил Гаврилу за стол, — расскажи, кто над вами издевается?
— Главного называют Музыкантом, он то ли филармонию закончил то ли еще что-то. Мы строили театр, когда пришли эти с нашим контрактом. Заявили, что теперь мы работаем на них. Я взбрыкнул, но куда там. Музыкант тогда достал расписки о карточных долгах. После работы многие у нас ходят поиграть, — Гаврила кивнул на стол с картами, — бывает проигрываются, но чтоб настолько. Я-то ладно, но там и сынко мой. Вот нас и держат в черном теле, пока не достроим. К околоточным идти я боюсь, карточное заведение не совсем…