А желания твоей собственной жизни — если все зиждется на них, то как быть с тем, что сегодня хочется одного, а завтра другого?
В общем, изменчивость и противоречивость желаний — самое скользкое место, бормотал Олег, вышагивая по упругой дороге и мстительно щуря глаза, — но я это распутаю, я раскопаю. Все равно у него было такое чувство, как когда решаешь задачу и находишь ошибку, но чувствуешь, что принцип верен. Все-таки первознания — это желания. И самые прочные из них ты получил по наследству. Сотни поколений потрудились над ними.
Путь преградила окруженная полукустами-полудеревьями канава с опасно сереющим льдом. Задыхаясь от спешки и волнения, Олег подтащил как бы не срубленную, а сгрызенную осину, отчаянно цеплявшуюся за кусты, и просунул ее на лед. Балансируя, перешел по ней через трещавший лед до подсохшей земляной тропинки, весенней-весенней среди желтой нечесаной травы, перепрыгнул на сухую травяную охапку. Отбил пятки — под охапкой оказался слежавшийся в лед снег. Как же он успел забыть, что весной под каждым клочком сена обязательно лежит лед!
Совсем не в Ленинграде
1
Перебрался он через эту канаву — и зря: она повернула под прямым углом и стала неуклонно уводить его от холмов, все ближе и ближе к пасеке дощатых дачных домиков, пока он, наконец, не покорился и не направился прямо к ним, уже не прижимаясь к канаве. Возле поселка через канаву был мост, но Олег не воспользовался его приглашением: раньше надо было приглашать.
Палисаднички возле домиков казались присевшими, из-за того что деревья в них были метровой высоты, и в каждом палисадничке усерднейшим образом копошились люди, рядом с ухоженными крашеными домиками выглядевшие обносившимися батраками. Унылая толпа таких же батраков дожидалась чего-то у ларька, тоже дощатого и крашеного, но похуже. За ларьком переругивалась пара голосов — задорный женский и унылый, как эта очередь, мужской.
Олег свернул в поперечную улицу, чтобы посмотреть, кто там ругается. За ларьком стоял грузовик, шофер в облупленной кожанке мрачно вертел на пальце ключи, сидя на ящике у складской пристройки к ларьку, а из кузова по деревянному трапу, запрокинувшись, семенила задорная продавщица, прижимая к животу ящик пива. Шоферу это было глубоко безразлично.
— Смотри, рожать не будешь, — презрительно приподнял он набрякшие веки бывшего короля танцплощадки, пресыщенного властью. Ему также было за тридцать.
— Чтобы рожать, мужик нужен, — ни на миг не задумалась запыхавшаяся продавщица, одарив его беззаботнейшей улыбкой. Верхние зубы у нее были золотые, а нижние отливали синевой — сразу и солнце, и луна во рту.
— Ну, раз такая грамотная, так и таскай дальше.
— Думаешь, без тебя не обойдусь? Эй, парень, хочешь подзаработать?
Олег не стал препятствовать судьбе возместить ему хотя бы часть сегодняшних расходов, скинул рюкзак к стенке и лихо взлетел в кузов, использовав спружинивший трап в качестве гимнастического мостика. Продавщица скрылась в пристройке выравнивать пивной штабель, который принялся сооружать Олег. Когда он очередной раз просеменил мимо шофера, стараясь не особо откидываться назад и вообще не выдавать своих усилий — а сила какая-то в руках еще, слава богу, осталась! — шофер уведомил его, кивнув на дверь:
— Я ее целый месяц…
Это чтобы Олег не возомнил, будто каким-то образом восторжествовал над ним. Олег уважительно кивнул.
Продавщица поднялась к нему в кузов скомандовать, в каком порядке что брать. Олег взмок и снял рубашку.
— Крепкий бычок, — со знанием дела оценила его фигуру продавщица. — А в рубашке не скажешь. В институте, наверно, учишься? Переходи лучше на меня работать.
— Поработаешь на ней — потом всю жизнь на лекарства будешь работать. Это же бактериологическое оружие! Знаешь птичкину болезнь — три пера?
— Врет, не бойся, — заверила продавщица. — Я три дня назад проверялась.
— Хо, три дня! У ней за три денька — три полка.
— Полки ко мне маршируют, а ты в кювете сидишь.
Шофер удивительно ловко сплюнул — без звука и брызг, будто птичка капнула (не оттого ли он и говорит о них так ласково: птичкина болезнь?..) и, глядя прямо перед собой, прошагал в кабину, где уже сидел толстый дядька, глядевший вперед — целеустремленно, как мальчишка, которого пустили в кабину поиграть в водителя. Шофер развалился повольготнее и впал в летаргический сон, смежил тяжкие веки Вия. А толстый дядька, как по команде, вывалился из кабины и занял его место на ящике, по-прежнему не обращая ни на кого внимания. Прямо смена часовых!