- Привал! – скомандовал Рагнар, увидев, как небо окрашивается алым светом зари. Воины встретили его приказ довольными возгласами, и живо принялись расставлять шатры. Сегодня Неясыть уже не рвалась в лес – зелёная кромка была слишком далеко; вместе с Мерлином она отправилась за хворостом для костра. Это не заняло много времени и, возвратившись к месту стоянки, они стали разводить костёр. Пламя долго не поддавалось – сырые ветки плохо горели, но, в конце концов, девушке удалось подчинить себе огонь, и в центре лагеря запылал костёр. Сначала на сложенных крест на крест ветках горело всего два-три язычка, но Неясыть то и дело подбрасывала в костёр новые и новые ветки, давая костру возможность разгореться. Благодаря её стараниям костёр стремительно разгорался. К тому времени, когда трое мужчин приступили к установке третьего, последнего шатра, девушка уже готовила пищу. Огромный медный чан подвесили на заранее приготовленных распорках, и теперь девушка варила в нём похлёбку. В её сумке нашлось несколько мешочков со специями, которые эльфийка, не скупясь, добавила в чан, и теперь их запах разносился в подстывшем воздухе. Проголодавшиеся мужчины всё чаще втягивали носом аромат варёных овощей, крупы, и специй. С течением времени этот запах только усиливался, пробуждая неуёмный аппетит. Наконец, после старательного помешивания Неясыть извлекла из чана большую ложку, и позвала воинов ужинать.
Ели молча. То ли, потому, что все были так голодны, то ли за прошедший день все успели наговориться настолько, что из них и слова нельзя было вытянуть – так, или иначе, но за едой никто, даже Орлин, не сказал ни слова. Почти для каждого это показалось странным, ведь завтра они, скорее всего, достигнут форпоста. И в эту последнюю ночь перед тяжёлой битвой каждому хотелось выговориться. Они пытались, но в воздухе доносились только обрывки фраз. Видимо, каждый из них был слишком встревожен в эту последнюю ночь, и эта тревога мешала Хранителям. Это она ледяной хваткой сковывала глотку. Это она перемешивала мысли в беспорядочный нервный комок. Это она заставляла Хранителей думать только о предстоящей битве, выбрасывая прочь из сознания все прочие мысли.
- Завтра мы, скорее всего, будем на месте… - тишину внезапно прервал слабый сдавленный голос Орлина.
- Да, осталось не долго… - в тон гному произнёс Догдар.
- До чего? – голос Рагнара казался немного более уверенным на фоне человека и гнома, но скоро и он перенял настроение спутников.
- Битвы! – Догдар возвысил голос, чтобы скрыть его непреодолимое желание вместо слова «Битвы» сказать слово «Смерти» - Бой будет непростым, сотник… - голос воина снова померк.
- Тогда, чего мы сидим? - Коротышка вдруг оживился; его маленькие зелёные глазки беспокойно забегали, и сам он будто заёрзал от нетерпения. Догдар и Орлин посмотрели на него с некоторым недоумением.
- А что нам ещё делать? – спросил Рагнар, не понимая, что имеет в виду коротышка.
- Нужно что-то придумать! Нам нужен план, чтобы не остаться там, чтобы Смертуш сделал из нас таких же демонов! – гном даже не замечал, как его голос с каждой секундой становился всё громче. И последние слова он уже выкрикивал в полыхавший перед его лицом столб ярко горящего пламени.
- Нужно что-то придумать… - повторил он, и затих, ожидая, что ответят спутники, но они молчали. Казалось, все они были абсолютно спокойны, и только он, Орлин, нервничает. И это раздражало гнома, преумножая его тревогу.
Наконец, Догдар подал голос.
- Нет! – отрезал он. – Нас слишком мало, чтобы хоть как-то сорганизоваться. Будем действовать по ситуации, и Боги, надеюсь, нас не оставят…
Он коснулся пальцами выжженного на груди символа. Руны давно потухли, и их не было видно, но Догдар всё равно ощущал их даже под толстым стальным нагрудником.
- Подумай, Догдар… - произнёс коротышка предостерегающим тоном. –Может, лучше было бы…
- А что мы можем придумать? – вдруг подал голос Рагнар. Сейчас он был спокоен, но наблюдавший за ним Мерлин знал – ещё немного, и томящийся в душе страх выдаст себя. – Пятеро против сотни. Единственное, что нам остаётся – держаться вместе, а дальше…
- Хозяин Сущего поможет нам! – бархатный голос Мерлина почти слился с мерным треском ярких золотых искр, отбрасываемых костром.
Тишина снова нависла над отрядом: после того, что сказал Мерлин, охота говорить пропала даже у Орлина. Так же, как и остальные, он сидел, погружённый в собственные мысли. Сидящая внутри тревога возбуждала воспалённый разум, умножая страх и отгоняя сон.