— Э-э-э, — возмущенно протянул Воронин, — ты где тут терпилу увидел?
— Да вот маячит передо мной уже минут пять.
— Я крутой, круче только вареные яйца, Брюс Ли, дядька Федор… ну-у-у и ты, само собой, — сделав небольшую паузу, добавил, смеясь, Прохор.
В дверь палаты неожиданно тихонько постучали. Прохор отработанным движением выдернул из подмышечной кобуры пистолет и, плавно сместившись к дверям, прижался лопатками к побеленной стене, уйдя с возможной траектории выстрела.
— Братуха, ты совсем уже в маразм впал? Убери волыну с глаз долой!
— Вадимыч… — Начал было возражать Воронин, но я оставался непреклонным.
— Убери, я сказал!
Прохор с явной неохотой вернул пистолет в кобуру. В дверь деликатно постучали еще раз.
— Открывай уже, телохранитель долбанный! — прикрикнул я на Прохора.
Воронин взялся за ручку и резко распахнул дверь, едва не пришибив стоявшую под дверью Катю.
— Ой! — воскликнула она от неожиданности, отшатываясь к стене и задвигая за спину стоявшего рядом Костика. — Я не вовремя? Я просто узнать… как Сережа?
Услышав доносящийся из коридора Катин голос, я крикнул… ну, как крикнул? — просипел:
— Катя?
— Сережа?.. — Услышав мой голос Катя грудью оттеснила с дороги Воронина, ворвалась в палату и кинулась мне на грудь. Хорош, что Прохор успел поймать её за руку «на взлете», а то бы не поздоровилось моей, напрочь обгоревшей и её не до конца восстановившейся шкурке.
— Тихо, Катерина, тихо! К нему еще нельзя прикасаться! — мягко, но настойчиво, Воронин оттащил мою спасенную из огня любовь от больничной койки, на которой я и валялся.
Ой! — вновь воскликнула Катюха, зажимая рукой рот. — Какая же я дура! Сергей Вадимович, вы же обгорели чуть не полностью…
— Кто? Сергей Вадимович? — строго произнес я, радуясь, что под бинтами не видно моей ехидной улыбки. — Не знаю такого!
— Сережа… я… Костик вот… мы… — запинаясь, сбивчивой скороговоркой произнесла Катя, теребя рукой растрепанные волосы сына, тоже проскользнувшего в палату. Костик стоял сейчас перед матерью и внимательным, по-взрослому тяжелым взглядом, пробежался по моим повязкам.
— Че, пацан, похож я сейчас на мумию? — Я подмигнул мальчишке, и желая его развеселить.
Но Костик почему-то не развеселился, а только еще больше съежился и насупился:
— А правда, что вы из-за нас теперь инвалидом на всю жизнь останетесь?
— Ага, превращусь навечно в страшного и уродливого зомбака, — замогильным голосом произнес я. — Помнишь, как в «Зловещих мертвецах»… — Я осекся, заметив, как задрожали губы Костика — пацана-то, оказывается, «колбасит не по-децки». Вот я идиот!!! Ведь они за меня действительно переживают, не зная о моих чудесных способностях! А я… я просто отвык думать о чувствах и переживаниях на мой счет от посторонних людей… Хотя какие они мне посторонние? Они теперь мои… — Ты чего это, пацан, слезу пустить надумал? И с чего ты вообще взял, что я инвалидом на всю жизнь останусь? Мамка сказала?
— Ни, — замотал головой Костик, — ни мамка. Я разговор двух врачей подслушал… там… — нехотя признался Костик.
— Костя! — укоризненно произнесла Катя. — Я же тебе сколько раз говорила: уши не развешивай!
— Вот-вот, мамка дело говорит, — подключился и я «к распеканию» расстроенного мальца. — Подслушивать нехорошо! Одним словом, забыли — со мною все будет хорошо!
— Правда, дядь Сереж? — слегка повеселел мальчишка.
— Я тебя что, обманывал хоть раз?
— Нет, — замотал головой пацан, — не разу!
— Тогда чего ты? Значит так, Катя, Костик я вам сейчас кое-что скажу, только предупреждаю — не вздумайте со мной спорить! Ясно? — Не понимая куда я клоню, Катя с Костиком послушно кивнули. — Сейчас вы выходите из больницы с Прохором и сядете в машину…
— А куда мы поедем, дядя Сережа? — заинтересованно спросил меня Костик.
— Позже узнаете, — ответил я, не вдаваясь в подробности. — Но тебе понравиться, обещаю! — добавил я, отметив про себя, как радостно заблестели его глазенки. А сейчас быстро выполнять, солдат! — тоном записного служаки произнес я.
— Есть, товарищ командир! — отрапортовал мальчишка, прикоснувшись ко лбу раскрытой ладошкой.
— К пустой голове руку не прикладывают, солдат, — ворчливо заметил Воронин.
— Прохор, помолчи, а? — негромко произнес я, боясь, чтобы пацан вновь не погрузился в уныние. — И вообще — идите уже!
Катя с Костиком послушно вышли из палаты, а я ухватил забинтованной рукой полу белого халата, в котором «щеголял» по больнице Воронин:
— Подстрахуешь меня у окна, а то сил чего-то совсем не осталось.
— Понял, шеф, — кивнул Прохор, выходя из палаты и закрывая за собой дверь.