Дон Делило
Весы
Ребятам из 607:
Тони, Дику и Рону
Часть первая
Основание счастья — не в самом человеке, оно не в том, чтобы иметь собственный домик, брать и получать.
Счастье — это участие в борьбе, где нет границы между твоим личным миром и миром в целом
В Бронксе
В тот год он катался в метро из конца в конец города, двести миль рельсового пути. Ему нравилось стоять в первом вагоне, прижав ладони к лобовому стеклу. Поезд проламывался сквозь темноту. На платформах стояли люди, уставившись в никуда: взгляд, отработанный годами. Проносясь мимо, он ненадолго задумывался, кто они. На самых быстрых перегонах его тело дрожало. Они мчались с такой скоростью, что порой казалось — вот-вот потеряют управление. Грохот причинял почти физическую боль, он выдерживал ее, словно личное испытание. Еще один закрученный к черту вираж. В скрежете, раздававшемся на поворотах, слышалось столько металла, что, казалось, можно почувствовать его вкус — словно игрушку, которую тянешь в рот, когда ты еще маленький.
Рабочие носили фонари по соседним путям. Он высматривал канализационных крыс. Чтобы увидеть всю целиком, хватало десятой доли секунды. Затем остановка, скрип тормозов, люди, сбившиеся в кучу, словно беженцы. Они вваливались в двери, стукались об их резиновые края, дюйм за Дюймом протискивались внутрь, их тут же прижимало друг к Другу, и они смотрели поверх соседних голов в привычное забвение.
К нему все это не имело отношения. Он просто катался.
Сто сорок девятые улицы — пуэрториканцы. Сто двадцать пятые — негры. На Сорок второй улице, после поворота, где металлический визг достигал предела, народу заталкивалось больше всего: портфели, пакеты с покупками, школьные ранцы, слепые, карманники, пьяницы. Его не удивляло, что в метро попадается больше любопытного, чем в знаменитом городе наверху. Все, что было интересного там, при свете дня, он мог найти в более чистом виде в тоннелях под улицами.
В полуподвальной комнатке мать и сын вместе смотрели телевизор. Она купила цветной фильтр для «Моторолы». Верхняя треть экрана постоянно была голубой, середина — розовой, а нижняя полоса — волнисто-зеленой. Он сказал ей, что снова прогулял школу и ездил на метро в Бруклин, где ходит дядька в пальто с оторванным рукавом. «Загулял», как они это называли. Маргарита считала, что не так уж страшно время от времени пропустить денек. Дети в школе постоянно дразнили его, а у него не получалось сдерживаться, он взрывался мгновенно — известное дело, мальчик рос без отца. Как в тот раз, когда замахнулся перочинным ножиком на невесту Джона Эдварда. Нет, Маргарита не считала, что ее невестка достойна кровной вражды. Персона невысокого пошиба, да и ссора случилась просто из-за стружек: он настрогал деревяшку прямо на пол в невесткиной квартире, где они снова пытались жить одной семьей. И вот пожалуйста. После этого их видеть не желали, и пришлось переехать в полуподвальную комнатку в Бронксе, — тут и кухня, и спальня, и все остальное вместе, — где с телеэкрана вещали голубые головы.
Когда становилось холодно, они стучали управляющему по трубам отопления. Имеют право на пристойную температуру.
Мать сидела и выслушивала жалобы сына. Она не могла нажарить для него тарелку отбивных всякий раз, когда ему хотелось, но не скупилась с деньгами на школьный обед и даже сверх того — на комиксы или катание в метро. Всю жизнь ей приходилось мириться с несправедливостью этих жалоб. Эдвард бросил ее, когда она была беременна Джоном Эдвардом, потому что не хотел сажать себе на шею ребенка. Роберт рухнул замертво душным летним днем на Элвар-стрит в Новом Орлеане, когда она носила Ли, а это значило, что ей придется искать работу. Потом появился улыбчивый мистер Экдал, лучший из всех, единственная надежда, человек намного старше нее, инженер, который зарабатывал около тысячи долларов в месяц. Но он коварно изменял ей, и в конце концов она его застукала: наняла мальчишку, который притворился разносчиком телеграмм, и, распахнув дверь, обнаружила женщину в неглиже. Это не помешало мужу состряпать бракоразводный процесс таким образом, что в результате она лишилась приличной компенсации. Жизнь съежилась до постоянных переездов в поисках жилья подешевле.
Ли видел в «Дейли Ньюс» фотографию греков, ныряющих с пирса в центре города за каким-то святым крестом. Их священники носили бороды.
— Думаешь, я не понимаю, чего ты от меня ждешь.
— Я весь день на ногах, — говорила она.