Владимир Константинович Арро
Весёлая дорога
Градобои
— Турнир, я — Куст, приготовьтесь к работе!
— Куст, я — Турнир, к работе готов!
— Турнир, азимут тридцать — пятьдесят, угол семь — шестьдесят, взрыватель сто пятнадцать, как поняли? Приём!
— Вас понял: азимут тридцать — пятьдесят, угол семь — шестьдесят.
— Турнир, огонь!
Зенитное орудие с грохотом извергает снаряд, ушам больно, ноздри щекочет, ах, хорошо — на прилавках будет много спелого винограда, под горой Арарат растёт крупный виноград!
— Куст, я — Турнир, команду выполнил.
Ничего не понятно.
Вот и я сначала не понял — куда я попал? Солнечная Араратская долина, кругом виноградники, всё так томно, знойно, спокойно. Домики какие-то, штук пять или шесть, возле домиков юноши в шортах, девушки в ситцевых платьях — студенты не студенты — идёшь-идёшь, и вдруг — бац! — что я вижу — зенитки! Настоящие боевые стомиллиметровые орудия, да ещё в боевом положении, без чехлов, и расчёт возле каждой пять человек, сидит — не дремлет.
Спрашиваю моего друга Серёжу, к которому я приехал в гости:
— Слушай, чем это вы тут занимаетесь?
— Как чем, — отвечает, — виноград охраняем.
— С пушками?
— С пушками.
— Может, ещё скажешь — с ракетами?
— Ракет у нас пока нет, — серьёзно отвечает Серёжа. — Но будут.
И тогда мой друг Серёжа Мнацаканян — физик по специальности, начальник отряда по должности, человек с бородой по внешности — начинает мне всё объяснять, да так увлечённо, так страстно, так быстро, что только успевай записывать.
— Град!.. Виноград!.. Снаряд!.. — кричит он и возбуждённо машет руками в разные стороны. — Арарат!.. Отряд!.. Понимаешь?..
— Ну вот, так бы сразу и сказал, — говорю я ему через некоторое время. — Теперь-то мне всё понятно.
Что же там у них происходит?
Араратская долина — как большая чаша между гор, но чаша с отбитыми краями — по водоразделам в неё втягиваются ветры.
А где ветры, там и тучи, а где тучи — там и осадки, а осадки бывают разные, но чаще всего — град.
Серёжа показал мне рабочий журнал. Только в мае Араратская долина двадцать два дня была под угрозой града.
Град всегда был бедствием для Армянской республики да и для других районов страны. Град — это гибель урожая: перебитые персики, раздавленные гниющие гроздья винограда, а если в пору цветения — то лежащие на земле цветы.
Представляете ледяной шарик диаметром в один, два, три сантиметра и — страшно сказать! — величиною с куриное яйцо.
Он не только собьёт нежный плод или гроздь, или побег, он стёкла повышибает, он курицу убьёт, он человеку голову прошибёт, если вовремя не спрятаться.
Короче говоря, град всегда приносил республике миллионы рублей убытков, с ним необходимо бороться.
Даже не верилось, что в тот момент, когда мы с Серёжей только и думали, как бы искупаться, и всё время пили холодную воду, что в этот самый момент на высоте в какой-то километр температура была — 25 градусов.
Там, в этом холодильнике, водяные пары безобидного кучевого облака собираются на мелких пылинках — на так называемых ядрах конденсации — и скопившаяся капелька воды немедленно превращается в лёд. Льдинка тяжелеет, начинает падать, по пути собирает влагу, растёт — и вот уже туча снесла этакое куриное яичко. Да если б одно!
Учёные, поразмыслив над этим, решили: а что, если подбросить в градоносную тучу граммов 75 реагента — какого-нибудь кристаллического вещества, которое при взрыве превращается в дым.
Туча ведь глупая, ей всё равно, на какие частички выделять влагу, а нам не всё равно, потому что чем больше будет в туче частичек — ядер конденсации, тем мельче будет каждая градина.
Вот так и появились на виноградниках боевые зенитки, а возле них — ящики со специальными безосколочными хитрыми снарядами, начинёнными йодистым серебром.
На иную тучу, или, как говорят в отряде, зону, хватает и двух-трёх снарядов.
Крупный град не успеет образоваться, а мелкий растает, падая вниз, прольётся на землю дождём или просыплется безобидной «крупой». Для другой зоны и десятка снарядов мало.
За небом, за поведением облаков ведётся бдительное круглосуточное наблюдение.
Едва только весна — семь противоградовых отрядов Армянской ССР выезжают во все концы республики. Шутка ли — семьсот тысяч гектаров посевов, виноградников и садов у них под защитой.
Серёжин отряд — головной. Мы с ним ходим туда-сюда, и он мне всё объясняет.
— Ну что тебе ещё показать? Центр связи видел, пушки видел, ах да, пойдём к локаторам!..
Один локатор жужжит, работает.
Дежурный оператор Нина Выдрук уступает начальнику кресло.
Серёжа бойко крутит какие-то ручки, настраивается, на прозрачном экране — индикаторе кругового обзора — возникает белое пятнышко.
— Это что? — спрашиваю.
— Как что, не узнал, что ли, гора Арарат!
— А это?
— Это облачко. Сейчас мы сделаем развёртку по вертикали.
Чик-трак!
Облачко видно насквозь, чем оно дышит, оно тонкое, как ватная подкладка пальто.
— Нет, ничего сегодня не будет, погода дежурная.
— А ещё какая бывает?
— Бывает рабочая.
Я говорю:
— Жаль.
— Типун тебе на язык, — отвечает Серёжа. — Но не в тебе, конечно, дело. У нас есть прогноз, так что можешь говорить всё, что хочешь.
Но всем известно, что прогноз погоды не такая уж надёжная штука.
Вот и у них бывает такое, что обстановка меняется за пятнадцать минут. Было чистое небо — и вдруг ветерок, облака, тучи.
Взрывается тогда упругий звонок, трезвонит тревогу, а по громкоговорителю разносится команда:
— Руководитель воздействия — в локатор, артиллеристы — к орудиям!
Руководитель воздействия — это Серёжа. Он смотрит в свои приборы и выбирает зоны, которые надо расстрелять в первую очередь.
Рядом сидит планшетист и по особому графику определяет, какое из семи орудий, в какой момент и на какой высоте будет это делать. Ведь важно, чтобы разрыв не пришёлся над городом или селом, потому что вдруг снаряд не сработает и упадёт в чей-нибудь огород.
А в это время радисты запрашивают у Аэрофлота разрешение стрелять — ведь поблизости трассы пассажирских самолётов. Аэрофлот, чертыхаясь, отменяет все рейсы.
А в это же время сорок артиллеристов отряда, сорок молодцов-храбрецов заряжают орудия.
И всё это одновременно, в считанные минуты, потому что ведь скорость туч бывает больше ста километров в час. Зону нужно успеть перехватить снарядом до того момента, когда в ней ещё не образовался град. Если она несёт готовый град, то поздно — хоть плачь, хоть себя заряжай в пушку — он всё равно выпадет и всё измолотит.
А тучи ползут по всему горизонту, свинцовые, угрожающие.
12 мая Серёжа насчитал девять зон.
Девять!
— Представляешь, — кричит он, — всё кругом — сплошные градоносные тучи, всё небо нужно расстреливать, а оно взрывается, вспыхивает, грохочет! Это шла катастрофа, это была верная гибель всего урожая. И вот сидишь в своём локаторе и думаешь с ужасом: а ведь ты должен всё это предотвратить! От тебя всё зависит, собери всю свою выдержку, призови всё хладнокровие, подумай, только недолго… Спокойно, спокойно… Артиллеристы ждут, они наготове. Связь работает… Только что это, почему не работает связь? «Мурадзян, — кричу, — ты меня слышишь?! Почему не выходишь на связь? Мурадзя-ан!» Обливаюсь холодным потом, ах, думаю, всё погибло!.. Ответили они наконец не по рации, а по телефону. Там у них на центре, оказывается, в антенну ударила молния, разнесла всю рацию, Мурадзяна моего на пол свалило. Но парни не растерялись, другую рацию тут же наладили. «Ах, молодцы! — кричу. — Ваня — огонь! Турнир — огонь! Бинокль — огонь!» Это у нас огневые точки так называются. Знаешь, сколько снарядов мы тогда выпустили? Сколько, Сергей Семёныч?..