Раз так, радостный группенфюрер не стал докладывать высшему руководству рейха о важной находке (его бы ежедневно торопили с результатами) и втайне от всех, самостоятельно направил документ для дешифровки.
Но радоваться, собственно говоря, было нечему - здесь-то и начались настоящие проблемы.
Как-то раз, будучи на вечеринке у Шелленберга, грустный и как всегда, не выспавшийся Мюллер, пожаловался коллеге Вальтеру о том, что прошло уже почти две недели, а расшифровать содержание некой таинственной записки, случайно обнаруженной их ведомством, никак не удаётся.
Лучшие дешифровальщики днями и ночами ломали голову над замысловатыми цифровыми комбинациями - и всё безрезультатно!
Как и полагается, сперва бригадефюрер немного посочувствовал Мюллеру, но потом, решив взбодрить его, неожиданно бросил язвительное замечание: "Тряпка ты, а не начальник гестапо! Хватит скулить, иди работай!"
В эту минуту, стоявший рядом с бокалом шампанского, Штирлиц, едва не "прокололся".
Он успел вовремя отвернуться от Генриха, якобы разглядывая висевшую на стене, редкую картину голландского живописца, а сам, сотрясаясь всем телом, с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться.
История с шифровкой, наводила Мюллера на следующую мысль: либо кто-то из офицеров СС или СД, по причине преступного ротозейства, случайно выронил чьё-то чужое агентурное донесение, либо же в их рядах завёлся подлый предатель, возможно даже резидент русской разведки, который по халатности потерял собственное донесение - действительно, кому придёт в голову что-нибудь другое?
В любом случае - думал Генрих - теперь никто уже не признается!
Поэтому, назначив официальное служебное расследование, он ждал подтверждения своей гипотезы о русском резиденте, в которую верил всё больше.
Прикинув так и эдак, Мюллер решил поступить следующим образом: надо негласно положить шифровку на то же место, где её обнаружил Шольц и терпеливо ждать, устроив засаду и установив миниатюрный дверной глазок в кабинете напротив, наблюдая за всеми проходящими по коридору сотрудниками, на предмет того - кто первый нагнётся и поднимет папиросу с агентурным донесением с пола - тот и есть изменник!
Но на это вряд ли стоило надеяться, потому что уже на следующий день, ровно в 9.00, озорник Исаев приступил к реализации своего гнусного плана с диктофоном.
Если быть точным, то не прошло и пяти минут, как в рабочем кабинете Генриха раздался очередной телефонный звонок.
По выражению Лёхи, весь дальнейший диалог высших чинов рейха, напоминал короткую незавершённую пьесу с печальным концом.
Г р у п п е н ф ю р е р. Мюллер слушает!
Г о л о с. Приветствую, дружище! Это Эрнст.
Г р у п п е н ф ю р е р. Слушаю вас (он узнал голос Кальтенбруннера).
Г о л о с. Куда вы дели секретные документы по делу физика Рунге?
Г р у п п е н ф ю р е р. Я сдал их в архив ещё в прошлом месяце, а что?
Г о л о с. Хватит врать, Мюллер! Вы подонок! А я ещё эту паскуду коньяком угощал!
Г р у п п е н ф ю р е р. ...?!
Г о л о с. Зачем вы сказали фюреру и Шелленбергу, что это я отдал приказ взять под "колпак" Штирлица?
Г р у п п е н ф ю р е р. Я не говорил...
Г о л о с. Врёшь, скотина! Грязная немецкая свинья! Сдать оружие и удостоверение!
Г р у п п е н ф ю р е р. Как вы смеете говорить со мной таким тоном?
Г о л о с. Замолчи, сволочь! Кто утаил от меня папиросу с русской шифровкой, а ? Ах ты, дрянь такая! Расстрелять!
Далее послышался непонятный щелчок, за которым последовали гудки.
Вскоре опять кто-то позвонил, теперь по внутреннему телефону.
Но Мюллера будто подменили. С трясущимися руками, он бегал по кабинету взад и вперёд, яростно обрывая при этом телефонные провода у всех без исключения аппаратов и бормоча что-то невнятное.
Его шея покрылась красными пятнами, словно от укусов пчёл, а на перекошенном лице проступил зловещий багровый оттенок.