Заставив нас всех прочитать протокол и расписаться, следователь вызвала дежурного, и нас с Лис отвели в камеру, где предложили отдохнуть до утра. Утром за нами приедут.
Утром нас, не выспавшихся, усталых, отвезли в детский дом и сдали с рук на руки директору и замполиту. Ему же отдали все наши документы, найденные у нас дома: свидетельства о рождении, аттестаты и дневники, и наши личные дела, заведённые на нас в милиции.
Директор решил побеседовать с нами по отдельности.
- Так. Александр Дмитриевич Милославский. Правильно? – я кивнул.
- Фамилия, какая. Прямо дворянская фамилия. Только вот занятия у вашей семейки…
- Зачем нас сюда привезли? – спросил я. – Зачем забрали из дома? Где наша мама?
Я думал, директор скажет что-нибудь типа: «здесь вопросы задаю я», однако он только вздохнул и сказал:
- Вы несовершеннолетние, одних оставлять вас нельзя, маму вашу отправили на принудительное лечение от наркомании и алкоголизма, отец находится во Всесоюзном розыске, да и брат ваш, тоже засветился. Боюсь, из техникума его отчислят, хотя жаль, очень способный ученик, практически отличник, как и вы с сестрой.
- Мы с сестрой вполне самостоятельные люди! – набычился я.
- Верю! – охотно ответил мне директор. – Ты думаешь, мне хочется вас принимать? У меня и так детдом переполнен, на днях будем выезжать на дачу, а тут ещё с вами возись. Не верю я, что вы такие тихие и смирные, какими притворяетесь..
- Ну и отпустите нас! – буркнул я.
- Не только бы отпустил, выгнал бы, - ответил директор, - но не могу, самого выгонят с работы. Да, извини, невежливо с моей стороны, не представился. Михаил Иванович Лукшин, директор, - директор встал и поклонился. Я тоже встал и поклонился:
- Саша Милославский, очень приятно…
- Ты хорошо воспитан. Надеюсь, от тебя не будет неприятностей?
- Если нас не трогать, не будет. И если нас с сестрой не будете разлучать.
- То есть? – удивился директор, - Вы хотите отдельную комнату для себя?
- А что, можно?! – вскинул я глаза на Михаила Ивановича.
- Нельзя, - ответил директор, - ты будешь жить с мальчиками, твоя сестра с девочками. Не волнуйся, встречаться будете.
- Вы ещё удивляетесь, почему дети так не любят взрослых. Разлучаете с самым дорогим человеком, заставляете жить в казарме. Вот что теперь будет с нашим домом? Разворуют и сожгут. Куда нам с сестрой потом идти? Просить подаяние? На панель?
- Не передёргивай! Что будет с домом, не знаю, а вас государство не оставит в беде.
- Знаю, - криво усмехнулся я, - из одного казённого дома отправит в другой.
- Хорошо себя веди, прилежно учись, осваивай профессию, и не пропадёшь! – сердито сказал директор. - А то привыкаете, жить за казённый счёт, выпускаетесь, а там, оказывается, надо работать! А работать вы не привыкли, а жрать хочется! Весело жить хочется! Вот и идут, кто воровать, кто в банды!
- Не знаю, почему так, - тихо сказал я, - может, воспитываете неправильно?
Директор, наверное, с минуту рассматривал меня, как диковинное насекомое, вдруг заговорившее, потом сказал:
- Иди, позови сестру… Макаренко.
Я вышел в приёмную., г Где сидела Лиз, охраняя наши рюкзачки.
- Твоя очередь, Лиска, - вздохнул я, удивляясь, почему замполит не присутствовала при разговоре.
Лиза долго не задержалась, наверное, ей было всё равно. Да и толку-то от моих рассуждений, только директора расстроил.
Директор вышел вместе с Лизой, вызвал кастеляншу, врача, и мы отправились в душ.
Врач велела мне снять футболку, осмотрела тело на предмет кожных заболеваний, а голову на вшивость, поинтересовалась, какими болезнями болел, и отправила мыться. С Лизой, думаю, было всё сложнее. Интересно, как здесь их проверяют? Неужели полностью? Я сочувствовал сестре и жалел её. Ещё я думал, что, может быть, ей не придётся ходить к своей мадаме? Я имею ввиду притон. Спрошу потом.
Оставив всю одежду в предбаннике, под наблюдением медсестры я помылся. Догадываясь, что своей одежды мне больше не видать, прихватил с собой стилет. Каким образом, не скажу, я уже говорил, что умею брать вещи неприспособленными для этого частями тела.
Как я и ожидал, в предбаннике меня ожидала казённая одежда, которая состояла из нижнего белья, синих шортиков, рубашки с коротким рукавом, носочки и сандалики тоже присутствовали.
Вытершись вафельным полотенцем, я облачился в сиротскую одежду, явно долго ношенную другими детьми.
- Ну, пошли, - вздохнула медсестра, взяла меня за руку и куда-то повела.
- Где моя одежда? – хмуро спросил я.
- На складе, у кастелянши. Сейчас постирают и уберут в твой рюкзак. Не волнуйся, ничего не пропадёт.
- Может быть, не пропадёт, но я же расту!
- По этому поводу обращайся к своему воспитателю, не моя компетенция.
С этими словами медсестра открыла дверь какого-то кабинета и завела меня внутрь.
- Вот, ребята, знакомьтесь, ваш новый воспитанник. Саша Милославский.
«Ребята», довольно взрослые мужчины и женщины, сидели за столами. Я подумал, что кабинет похож на учительскую.
Впрочем, возможно это и была учительская, я ведь не знаю, как здесь организована учёба.
Рядом с одним из столов переминался с ноги на ногу мальчишка лет десяти.
- Вот, Никита, ваш новый товарищ, проводи его в кастелянную, возьмите белье, и отведи мальчика в свой отряд. Меня зовут Николай Кириллович, Саша, ваш воспитатель, по всем вопросам обращайся ко мне, или к Никите.. Никита у вас старший в отряде.
Кивком, отпустив нас, принялся изучать какие-то бумаги, возможно, моё дело.
Никита повёл меня по коридорам и лестницам в кабинет кастелянши. Та уже ждала нас, ворча под нос, что мы где-то болтаемся, заставляя её ждать.
- Моя сестра уже заселилась? – спросил я.
- Нет ещё, не было никого, - буркнула женщина, кладя на стойку, перекрывающую вход в помещение, постельное бельё, полотенце и одеяло.
- Пересчитай и распишись. Матрас в отряде есть? – спросила она Никиту. Мальчик кивнул.
- Пошли, - сказал он мне и быстро пошёл вперёд. Я поспешил за ним, стараясь запомнить путь, которым мы шли.
Наш отряд располагался на третьем этаже. Комната… Я бы сказал, кубрик, была заставлена кроватями, в один ярус, штук пятнадцать-двадцать, все аккуратно заправленные. Возле каждой кровати стояла тумбочка, в проходе выстроились табуретки. Всё это живо напомнило мне армейскую казарму, разве что здесь стоял другой запах: лёгкий запах мочи и, мальчишеского пота, запах сиротства.
Я остановился на пороге. До меня вдруг дошло, что всё это происходит со мной, что я заселяюсь в этот кубрик не на два – три года, а НАВСЕГДА.
Сердечко дало сбой.
- Ну, чего встал, проходи! Дежурный! Ты где? Заселяй новенького! Пока! – хлопнул он меня по плечу, - Как устроишься, выходи во двор, там познакомлю с ребятами, - Никита убежал, а я стал «устраиваться».
- Иди сюда, - позвал меня дежурный, - вон койка свободная, занимай. Я у тебя соседом буду. Меня Славкой зовут. А тебя?
- Саша, - представился я, подходя к кровати. Положив постельное бельё на табуретку, постелил свёрнутый матрас на железнуюпанцирную сетку, состоящую из крючков и колец, и принялся застилать своё спальное место. Славка сидел на свое табуретке и наблюдал за мной.
- Ты откуда? – спросил он меня.
- Из пригорода, - ответил я.
- С кем жил?
- С мамой, папой, сестрой, братом…
- Что случилось? – напрягся мальчик.
- Ничего. Решили, что здесь нам с сестрой будет лучше! – хмуро сказал я.
- А у меня папа умер, - помолчав, сказал Славка, - а мама… - Славка замолчал, глотая комок в горле.
- Не надо, Слава, - аккуратно положив взбитую подушку на место, сказал я, - думаешь, я не знаю, что это такое? Просто не хочу говорить. Да и сестра у меня здесь, - я улыбнулся, вспомнив Лиску, всё-таки я надеялся её увидеть.
- Тебе хорошо. А у меня никого нет, - проговорил Славка.