— Верно, — кивнул Петька. — К тому же у Настиного папы машины нет. А вот у Машки Кругловой есть. Самый настоящий «мерседес», будете на нём в кино ездить.
— Но ведь Машка толстая! — в испуге воскликнул я.
— А ты ездил когда-нибудь в «мерседесе»? — спросил Петька. — Туда три Машки влезут.
— Да не в этом дело, — твёрдо отказался я. — Машка мне не нравится.
— Тогда давай на Ольге Бубликовой тебя женим. У неё бабушка так готовит — пальчики оближешь. Помнишь, Бубликова нас пирожками угощала? Ох и вкусные! С такой бабушкой не пропадёшь.
— Не в пирожках счастье, — грустно заявил я.
— А в чём же? — удивился Петька.
— Мне бы на Варьке Королёвой жениться, — мечтательно произнёс я. — Вот это да!
— Почему на Варьке? — Петька аж поперхнулся. — У неё ни пятёрок, ни «мерседеса», ни пирожков. Что это за жена такая?
— Зато у неё глаза красивые.
— Ну ты даёшь, — засмеялся Петька. — В жене самое главное — приданое. Это ещё великий русский писатель Гоголь сказал, я сам читал. А что это за приданое такое — глаза? Смех, да и только.
— Ничего ты не понимаешь, — грустно заметил я. — Глаза — это и есть приданое. Самое лучшее!
На том дело и кончилось. Но жениться я не передумал. Так и знайте!
Прививка от страха
Больше всего на свете я уколов боюсь. Просто кошмар какой-то. Как представлю себе шприц с длинной тонкой иголкой, мне просто дурно становится.
Надо мной даже папа смеётся:
— Из тебя, Семён, космонавта ни за что не получится. Потому что в космические полёты только самых смелых и отважных берут, а ты уколов боишься. Трусы в космосе не нужны!
— А я папе отвечаю:
— Я не трус, просто уколов боюсь!
Вчера к нам в школу приходили делать прививку от гриппа. Сказали, то всех детей в обязательном порядке будут прививать. Я как услышал про это, так чуть со стула не упал.
Никому из нас ещё ни разу в жизни не делали прививок от гриппа.
— Говорят, это очень больно, — поправив очки, сообщил Васька Бубликов. — Точно знаю!
— Некоторые прямо во время укола сознание от боли теряют, — пристально посмотрев на меня, сказала Светка Федулова. — Особенно такие трусы, как ты, Рыжиков.
— Подумаешь, сознание, — начал запугивать всех Федька Кукушкин. — У некоторых людей от страха ноги отнимаются. Они потом ходить две недели не могут.
— А другие от боли так кричат, что голос теряют и потом целый год говорить не могут, — вставил своё слово Славка Сорокин.
— Ой, а может, нам сбежать из школы? — предложил я. — А что? Вылезем в окно — и дёру.
— Ты что, Семён, забыл, что наш класс на втором этаже? — покрутил пальцем у виска Васька. — Расшибёмся.
— Димка Пузяев из 2 «А» видел медсестру, которая уколы будет делать! — вбегая в класс, сообщил Пашка Булкин. — Ух и страшная…
— Медсестра страшная? — испугались все.
— Да не медсестра, — отмахнулся Пашка, — а игла, которой уколы делают. А шприц вообще размером с большущий огурец.
— Такой иглой вколют — мало не покажется, — заранее потёр место для укола Федька. — Человека можно запросто насквозь проткнуть.
— Она, говорят, раньше коров на ферме колола, — подлил масла в огонь Пашка. — Сильная очень!
— Кто, корова? — не расслышал я.
— Какая корова? Медсестра, — пояснил Пашка. — Уж если она с коровами справлялась, то с нами и подавно справится. В момент в бараний рог скрутит.
— Ей что коров колоть, что людей, никакой разницы, — встряла в разговор Светка. — Что я, корова, что ли?!
— А ещё я слышал, у этой медсестры хватка железная, — продолжал пугать Пашка. — Она в прошлом штангой занималась. Однажды схватила штангу, подняла, а та разломилась на две части.
— Вот это силища! — уважительно произнёс Васька.
— Тех, кто боится или вырывается, она к столу специальными жгутами привязывает, — добавил Пашка. — Чтобы не дёргались!
— Б-боюсь, — честно признался я.
— Тебя, значит, точно привяжут, — сказала Светка. — Будь спокоен.
Неожиданно дверь распахнулась, в класс вошла наша учительница Марья Ивановна и сказала нараспев:
Я эти стихи раньше наизусть знал. И мне всегда становилось смешно, когда читал их вслух родителям или друзьям. Но теперь было совсем не до смеха.
— Марья Ивановна, я себя плохо чувствую, мне нехорошо как-то, температура, наверное, поднялась, — дрогнувшим голосом пробормотал я. — Отпустите меня домой.