Только в глазах у Ильи Гордеевича, который смеялся так, что ладонью утирал слезы, все равно то и дело появлялось выражение оценивающее и трезвое: таков ли ты, парень, на самом деле?
Я «ударил в бубны ума своего» и рассказал о Виле. О том, как он учился плавать. Это совершенно неправдоподобная история, но я почти ничего не придумал.
Виля не умел плавать. И очень стеснялся этого. Когда мы собирались на Днепр, Виля всегда находил какую-нибудь причину, чтоб не ходить купаться, — то у него болят гланды, то ему нужно подготовиться к семинару на тему «Экзистенциальный выбор и ценностная ориентация». Но после того как Виля отрастил себе бороду, он решил, что это его ко многому обязывает и прежде всего ему необходимо овладеть плаванием.
Как настоящий книжник, он сначала познакомился по учебнику с теорией плавания и проделал на полу все необходимые упражнения. На полу он отлично плавал и брассом, и кролем, и даже на спине. Затем он один отправился к Днепру, выбрал безлюдное местечко подальше от пляжа, разделся и, цепляясь руками за лозу, спустился с крутого обрывистого бережка. Лоза у него в руках, понятное дело, обломилась. Виля окунулся с головой, и вся теория из этой его окунувшейся головы немедленно вылетела. Он пошел ко дну, оттолкнулся ногами, вынырнул, снова пошел на дно, снова вынырнул. Мимо проезжала лодка, и Виля судорожно вцепился в борт.
«Веслом по пальцам захотел?» — спросил гребец, и Виля увидел, что это знакомый парень с нашего завода и из нашего мотоклуба, такой Вася Ступак. «Здравствуй, Вася, — сказал Виля. — Как твое здоровье?» — «Что ты здесь делаешь?» — страшно удивился Вася. «Прогуливаюсь».
Вася катал двух девушек из нашего отдела технического контроля — брак замазывал. Им, конечно, показалось странно, зачем Виле волочиться за лодкой, но тут Виля, вдруг почувствовав под ногами дно, отпустил борт, сделал несколько шагов к берегу, провалился в яму — и утонул. Вася не сразу понял, что имеет дело с утопленником, а когда наконец сообразил, Вилю уже потащило течением.
В общем, и Васе, и этим отэковским девушкам пришлось понырять, пока они его достали. Виля отлежался немного под кустом и вдруг увидел, что прямо к нему идет женщина с косой. Совсем такая, как изображали смерть на старых картинах. Поджав ноги, Виля ящерицей забрался в куст, в самые колючки. Только там он сообразил, что это просто какая-то тетка собиралась накосить травы для своей козы. Странно подействовал этот мой рассказ про Вилю на Илью Гордеевича, на Оксану Митрофановну и на Люду. Прежде все они смеялись, а тут только улыбались как-то неловко. Может, потому, что им было непонятно, откуда мне известно, что Виля принял женщину за смерть, когда меня при этом не было. А может, и еще что-нибудь.
— А раньше вы в колхозе бывали? — спросил Илья Гордеевич, снова провожая меня на второй этаж в эту самую мансарду.
— Как вам село нравится?
— Очень нравится, — легкомысленно ответил я, — воздух…
— Воздух — это верно, — с разочарованием поддержал меня Илья Гордеевич.
— Кто у вас живет в этой комнате? — спросил я. — Никто не живет, — поспешил ответить хозяин. — Может, вам тут неудобно будет?
— Нет, — сказал я, — мне здесь очень удобно. — Спокойной вам ночи.
— Спокойной ночи.
Мне долго не спалось. Где-то недалеко женские голоса, три или четыре, тянули знакомую мелодию, а слов я не различал. Но я знал эту песню.
Посіяла огірочки В лузі над водою. Сама буду поливати. Дрібною сльозою. Ростіть, ростіть, огірочки — Чотири листочки. Не бачила миленького Чотири годочки. Тільки тоді побачила, Як череду гнала, Не сказала «Добрий вечір», Бо мати стояла.Вот так. Четыре года не виделась девушка со своим милым. И наконец встретилась на улице, когда гнала домой коров. Садилось за селом солнце, пахло пылью и дымом — в садах собирали в кучи листья и поджигали. И все-таки девушка не сказала ему даже «добрый вечер», потому что у калитки стояла мать.
Есть такое украинское слово — цнотливість. Черт его знает, как это сказать по-русски. Целомудрие, что ли. Но это не просто целомудрие. Это когда не видятся четыре года и не говорят «добрый вечер», потому что у калитки стоит мать.
Вот уж кто меня по-настоящему «праздновал» в этом селе — это местные пацаны. В мотоциклах они разбираются так, словно сами их конструируют. Вот уж кто по-настоящему оценил красную мою таратаечку. Село Залесье еще даст нашей стране хороших мотогонщиков.