Шумно на этой птицеферме. И очень воняет. В общем, у нас в литейном как-то тише и прохладней.
Возле птицефермы мы встретили председателя колхоза Кирилла Ивановича Филимоненко — младшего брата колхозного кузнеца. Он был совсем непохож на брата — толстый, подвижный, веселый дяденька. Председатель подмигнул Люде, поздоровался с Ильей Гордеевичем, пожал мне руку, сказал:
— Слышал, слышал, как на вербе груши растут, — и радостно сообщил Илье Гордеевичу: — Отказали. Говорят, никому не нужны эти рекламные трюки.
— Я ж предупреждал, — с достоинством отозвался Илья Гордеевич.
Председатель махнул рукой и, не прощаясь, часто и торопливо перебирая ногами, покатился на ферму.
Мы пошли домой. По дороге Илья Гордеевич рассказал, что колхоз имеет свой консервный завод. Овощные консервы и маринованные грибы получаются очень хорошие. Получше, чем на иных государственных заводах. Вот председатель и придумал заказать в Чернигове, в типографии яркие цветные наклейки на консервные банки с такой надписью: «Колхоз имени XVIII партсъезда села Залесье всем своим достоянием отвечает за качество этих консервов».
Илья Гордеевич смущенно покашлял.
— Тут до вас милиционер…
— Какой милиционер?
— Да Михайло. Здешний.
— А где он?
— В холодке. Под грушей вас дожидается.
Люда как-то напряглась и с опаской посмотрела на отца. Яблоки, выросшие в одну ночь на тополе, по-видимому, уже заинтересовали местную милицию. Во всяком случае, я других грехов за собой не чувствовал. А может, это по поводу плаката, появившегося на колхозном коровнике? У входа? Доярка Анна Голобуская, которую Люда спасла во время пожара, оказывается, иногда доливала воду в молоко. И пацаны — еще до моего приезда — повесили у входа в коровник плакат: «Нема надою — доллєм водою».[41] На него никто не обратил внимания, но вот приехало какое-то районное начальство, которое внимательно читает все плакаты, и устроило скандал. Все считают, что и это моих рук дело. Теперь еще долго со всеми сельскими происшествиями будут связывать мое имя.
— Сейчас выйду, — сказал я неохотно.
Под грушей на лавочке сидел немолодой старшина в парадной, отглаженной форме, свежевыбритый и даже напудренный. Казалось, весь сад благоухал «Шипром». Старшина вскочил, надел фуражку и поднес ладонь к козырьку.
— Старшина Аксенов. Он подал мне руку.
— Здравствуйте, — ответил я настороженно.
— Присаживайтесь. — Старшина снова снял фуражку. — Мне, понятное дело, известно, для какой цели вы сюда приехали. И, как говорится, бессовестно отрывать вас от ваших дел. Только нуждаюсь я в небольшой консультации.
Я молчал, ожидая, что последует дальше. Старшина тоже помолчал, но так и не дождавшись моего вопроса, сказал:
— ИЖ у меня. Только никак не могу отрегулировать реле обратного тока. Как результат — аккумулятор разряжается. В авторемонтные мастерские обращался, и с механиком спиртзавода, с самим товарищем Махиней советовался, и даже на курсы повышения водителей ездил. К преподавателям. Говорят, транзистор может помочь. Я добыл этот транзистор. Только куда его поставить и как, никто не знает.
Я вспомнил, как однажды Виля зашел в магазин, в отдел радиотоваров, и потребовал у продавщицы: «Насыпьте мне на трешку полупроводников».
— Какой же транзистор вы достали?
Милиционер вынул из-за подкладки фуражки полупроводниковый диод. Я осмотрел его.
— Сойдет, — сказал я. — Паяльник у вас найдется?
— Так точно! — отчеканил старшина Аксенов.
— Тащите его сюда. А где ваш пегас?
— Вы его видели? Это правильно — пегий он у меня. Сейчас пригоню.
Я заменил реле обратного тока диодом и заодно отрегулировал карбюратор.
Старшина Аксенов достал из-под седла бутылку арабского рома «Негро» с негритянкой на наклейке и русской надписью.
— Это вам за труды.
— Ну и ну! — восхищенно покрутил головой Илья Гордеевич. — Выходит, что Михайло не только брать, но и давать умеет.
Сергейка до сих пор щеголял в моих часах.
— Который час? — спросил я у Люды.
— Шесть. Или половина седьмого. Кувшинки закрываются.
— А они что, всегда в одно время спать ложатся?
— Всегда. И не только они. Все цветы.
— И одуванчики?