Наш челнок был выдолблен из целого ствола дерева и насквозь просмолен. Вначале мне показалось, что при первом же неосторожном движении он перевернется, но потом я убедился, что он достаточно устойчив, если, конечно, не делать слишком резких движений. Люда сидела на сене, на носу, лицом ко мне, а я медленно греб коротким тяжелым веслом, которое все время норовило выскользнуть из рук.
На гладкой поверхности воды вдруг появилась рваная линия. Она потянулась к нашему челноку, в стороны от нее расходились мелкие волны. Линия приблизилась, и я увидел, что это плывет рыба, рассекая носом самый верхний слой воды. Рыба ткнулась в борт челнока. Я наклонился, подхватил ее, она забилась у меня в руках, затрепыхалась и упала на сено. Она была холодного алюминиевого цвета и размером немного побольше ладони.
— Что это с ней? — спросил я у Люды. — Что тут у вас, рыбы сами в лодки забираются?
— Нет, — сказала Люда. — Отпусти ее, пусть это будет твоя золотая рыбка.
— Алюминиевая.
Я подобрал рыбку с сена и пустил в воду. Она отплыла, развернулась и снова устремилась к челноку, рассекая поверхность воды.
— Да что же с ней такое?
— Не знаю, — сказала Люда, отгоняя рукой рыбку от борта. — Так иногда бывает с рыбами. Может, они заболевают и перестают ориентироваться в пространстве. Или с плавательным пузырем случается что-то такое, что они больше не могут погрузиться в воду. И плавают на самой поверхности. А может, они сходят с ума?..
— Как называется такая рыбка?
— Как научно?.. Я не знаю. А у нас по-местному ее называют бубырь. Их тут много, бубырей. Считают, что самая лучшая уха как раз из них получается.
— А на удочку они клюют?
— Конечно, клюют. Соседский Сашко каждый день чуть не по сотне приносит.
Я никогда не задумывался, откуда взялись подсолнухи, которых так много вдоль всех плетней в селе Залесье. Люда говорит, что подсолнух завезли в Европу из Америки только в шестнадцатом столетии. Как цветок. А в России этот цветок появился лишь в восемнадцатом веке. И еще нет ста лет, как какой-то крепостной крестьянин из Воронежской области открыл, что из семян подсолнуха можно давить масло. А я считал, что подсолнечное масло у нас было со времен древлян, полян и дулебов. Я, по-моему, даже в каком-то историческом романе читал, как при Иване Грозном поливают квашеную капусту подсолнечным маслом. Но Люда утверждает, что и квашеная капуста появилась значительно позже, только при Петре Первом.
Я здесь многого не знал. Я не знал, летают ли ласточки перед дождем низко над водой, да и не был уверен в том, ласточки ли это, уж слишком смело они проезжали грудью по воде. Я не знал, как называется рыбка. И не мог отличить одного сорта яблок от другого. Я не умел даже отличить ржи от пшеницы. И все это делало меня чужим человеком для окружающих, делало меня для них каким-то «иностранцем», а это меня злило, и я не знал, как с этим справиться.
— Поехали к берегу, — сказал я решительно. — И не к чему ждать этого дождя и смотреть, на какой высоте летают всякие ласточки. Были бы у вас люди посообразительней — они б дождевальные установки поставили, а в реке воды хватит. Пошли домой, я вам пока в вашей усадьбе дождевальную установку устрою.
Через полчаса я уже был в седле своего мотоцикла. Люда оглянулась, а затем, не глядя на меня, тихо сказала:
— Не уезжай.
— Чепуха, — ответил я уверенно. — Завтра я буду тут со всем оборудованием.
Я отсутствовал только три дня, но город, но такие знакомые улицы показались мне новыми, особенно оживленными и интересными. Не заезжая домой, я рванул к заводу. Остановился у парикмахерской. Миша брил опасной бритвой какого-то круглолицего великана с такой обширной физиономией, что, по моему мнению, с таких людей следовало бы брать двойную плату. По своему обыкновению он замазал этому толстяку рот пеной и, лишив его таким образом возможности отвечать, с мрачным лицом рассказывал свой очередной анекдот.
«И тут он ему говорит: «Ай-ай-ай, как вы можете в такую жару?» — донеслось до меня.
Миша обдал своего клиента-великана мощной струей одеколона так, что тот сморщился и захлебнулся, помахал на него салфеткой, вытер ему лицо и громко обратился ко мне:
— Вам перманент?
— Ты можешь… несколько минут?
— Извините, граждане, — сказал Миша двум паренькам, по виду семиклассникам, которые ждали своей очереди, чтоб Миша постриг им волосы именно так, как они были подстрижены у восьмиклассников. — Нашелся мой брат. Семья считала, что он пропал без вести. Мы только поцелуемся с ним в нашем подсобном помещении, и я сейчас же вернусь к своим служебным обязанностям.