— Л-Лозовые уши!
— Я его потом дома нарисую, — фотографировала она. — Смотри! Берет хоботом траву, отряхивает корни от земли и — хоп! Себе в рот.
— Хап! — повторила Надюша, положив пальчик в рот.
Через пять минут слон-папа поклонился и встал на колено.
— Как в цирке! — обрадовались дети.
Потом дрессировщик бросил свою палку, и слон Розовые уши хоботом поднял ее и передал дрессировщику.
— Слон улыбается! — визжит от радости Егорка.
— У него рожица как у тебя, — дразнит сестра брата.
Слоненок с повисшим хоботком уткнулся головой в тело слонихи и двигался за ней, словно слепой за поводырём. А папа-слон стоял и думал.
— Почему Л-л-лозовые уши не идет за ними? — спросил брат, потирая от волнения мокрые ладони.
Мама Надюши по телефону разговаривает, а дочка цепко ухватилась за металлический поручень и лопочет:
— А! — раскрыла она рот от удивления.
— Что? Слоновая семья? Слон? — тормошила её Оля.
— О! — кроха трогала свои ноги.
— Вот у тебя две ноги, а у слона четыре ноги. А почему у тебя две руки?
— Одна, — Надюша вытянула ладошку, — дел-л-лжаться за маму. Одна, — вытянула другую, — дел-л-лжать папу. — Слон носиком дел-л-лжится за маму.
Розовые уши подошел к своей семье и стал есть.
— Нет, чтобы с детьми поделиться… Детей отстранил — сам полез! Обед подели с другом. Настоящий слон в посудной лавке, — бабушка отошла на скамейку и присела.
Слон отряхивал траву и отправил в свой рот, спрятанный под хоботом.
— А почему у него л-л-лозовые уши? — посмотрел брат на старшую сестру.
— Это атмосферно! Розовые уши отмёрзли на морозе. Он же ещё не привык у нас. А в Африке всегда лето. Хватит! Пошли! — потянула сестра сильнее.
Бабушке всё равно, у какого дети вольера: слон, жираф, хоть бегемот. В её воображении проносились картинки её детства, и, закрыв глаза, она улыбалась.
Егор побежал вперед, он хотел найти динозавра. Оля за ним: юбка её, как юла, атлас тёмно-синими горошинками перекатывается, что очень нравится бабушке.
— Пингвины! — закричал Егор от радости и свистнул.
Пингвин брызнул белой струей. И резво нырнул, резко, почти сразу, выпрыгнул прямо на дорожку.
— Смотл-л-ли! На пузе пл-л-лыгает!
— Перышки чистит. Пингвины — это птички, а плавают, как утки. А ты не умеешь.
— Я — буду уметь, — пообещал внук бабушке и побежал дальше искать динозавра.
— Вот…Черноголовый Хохотун. Как чайка…
— Хохотун? — засмеялся Егорка.
— Ты видел аиста, который тебя принес? — смеётся сестра и увлекает брата дальше.
— Пума, пума! Смотри! Почему она ходит туда-сюда? — сердится на пуму Оля. — Я хочу сфотографировать её. — Туда! Сюда! Стой! Снимать буду!
— Ры! — подошла пума и остановилась, глядя на Олю красными, как огонь, глазами. — Р-р-ры.
— Л-л-л, — дразнит Егор и отходит задом. — Л-р-л! Р-р-р!
Все смеются: и девушка в серой шляпке, и мужчина в чёрных очках, и Надюша, и её мама. Егор пятился, пятился… И гоп! В детскую коляску чуть не сел.
— Что это пума так оживилась? — мужчина снял чёрные очки и протёр их.
— Смотрите, как вышагивает, — девушка поправила серую шляпку.
Вдруг пума резко кидается. Прыжок! Ещё прыжок!
Оля удивилась, глаза расширились, брови взлетели к чёлке. Она услышала, как испугался брат.
— О! — Егор свистнул, потом прищурился, брови его съехали на глаза, губы напряжённо растянуты, то ли заплачет, то ли засмеётся.
Через две секунды Егор открыл глаза, оглянулся: смотрит на пуму, на ребёнка в коляске, который быстро-быстро перебирает ножками в розовых ползунках, словно хочет убежать.
— Ррр! — пума рычит и скалится. — Ры! Ррр!
Хохот, щелчки фотоаппаратов.
Вдруг ребёнок заплакал.
И Оля оглядывается, и бабушка тоже. Все странно смотрят то на коляску, то на пуму. Пума не сводит с ребёнка красных глаз.
Отец растерянно смотрит на смеющихся, потом на пуму и неловко, виновато, торопясь, увозит малыша.
Егорка тоже пошёл за коляской, сестра за братом, бабушка за внучкой, словно хотели оттолкнуть коляску подальше. И вот пума успокаивается и медленнее ходит: туда-сюда, раз-два, три-четыре. Но рядом уже нет ни девушки в серой шляпке, ни мужчины в чёрных очках, ни младенца в розовых ползунках. И пума не рычит.
Ребятишки убежали искать зверей. Егорка радуется узнаваемому, а Оля новому.
— Надо прочитать, кто это. Ка-зу-ар, — Оля соединяет буквы в слоги. — У меня даже в планшете такого казуара ещё нет. Как будто кто-то красками раскрасил: белый, синий и красный. Может, это не красный, а бардовый, как занавес в театре.