Слава Светлому, человек пока еще без сознания. Отдельная, самая страшная боль проходит сквозь его беспамятство, он дергается, но держат его крепко.
Мальчишка послушно подает иголки и лекарства.
Я прижимаю пальцем сосуд, который начал кровоточить – и шью, шью, шью…
Наконец все готово.
Смотреть на получившееся кровавое месиво не слишком приятно, но это намного лучше, чем то, что было. Крупные сосуды перехвачены, кость спилена, культя выглядит, на мой взгляд, очень неплохо. Но теперь ее надо оставить на открытом воздухе. Посмотрим, как пойдет заживление раны, а там и ушивать края будем. Но это дело не одного дня, и даже не одной декады. Месяц, а то и больше.
Перевести дух?
Некогда.
И я подхожу ко второму пострадавшему. Опускаюсь рядом с досками, на которых он лежит и принимаюсь осматривать его и ощупывать.
Сразу фиксирую руку, чтобы сложить перелом ключицы, делаю тугую повязку на ребра, чтобы не сместились. Не дай Светлый, осколки зашевелятся, проникнут в легкие. Тогда могу и не спасти.
Пальцы двигаются ровно и уверенно. Закончив, поворачиваюсь к Тимиру.
– Тимир, самое сложное я сделала, теперь им покой нужен. Их надо бы у меня оставить на пару дней, потом уж родные присмотрят, а пару дней точно я должна. Мало ли что начнется…
Мужчина заботливо помогает мне подняться.
– Родным сообщим, госпожа Ветана. Может, надо чего?
– Пусть смену одежды для них прихватят, – решаю я. – Не в крови ж им лежать, не в грязи…
– Сделаем, – Тимир подхватывает меня под руку – и почти перегружает на стул. – Водички, госпожа Ветана?
– Да, пожалуйста.
Мужчина наливает мне воды из ведра, подает кружку, в которую я вцепляюсь обеими руками, и рассказывает, кого приложило ящиками, а я все отчетливее понимаю, что выхода у меня нет.
Один – Нот Ренар, замечательный плотник. Это тот, который без ноги. Женат, трое детей, содержать семью будет некому. Но если плотник, то уж ногу-то деревянную себе всяко выстругает, а работает он руками. Справится, если захочет.
Второй – Мэт Шаронер. И там все еще хуже. Грузчик, жена, дети, старые родители, просто очень хороший парень. Шими стоит у двери и тоже переживает. Тимир замечает малька – и тихо, по секрету, мне на ухо:
– Мэт его к себе забрать хотел… не успел просто.
Темного крабом!
Кажется, выбора у меня нет.
Да, я прекрасно знаю, что всем не поможешь! Что всех не пережалеешь! Что своя шкура ближе к телу и дороже хозяину.
Знаю.
Только вот это – отговорки, чтобы не помогать. А реальность совсем иная.
Можешь – так помоги, чтобы боли на земле стало хоть на чуточку поменьше.
Домик у меня небольшой, всего на три комнаты. В одной – моя спальня. Во второй – приемная. Третья служит для приготовления зелий и хранения всех запасов. Есть еще и кухонька, и крохотный коридорчик, но так-то развернуться здесь негде. Я бы мужиков сюда не притащила, но выбора нет.
Тимир все организует очень быстро. В маленькой комнате разбирают и составляют в угол стол и стулья, на пол кладутся тюфяки (даже не представляю, откуда он их взял), рядом, на табуреты ставятся кувшины с водой, в угол задвигается здоровущее кресло (мало ли, с кем-то сидеть придется), больные укладываются – и Тимир собирается откланяться.
А вот Шими явно хочет остаться.
– Госпожа Ветана, можно? Пожалуйста…
Жалобное выражение на мордяхе тронуло бы даже камень, но я намного хуже. И свидетели мне ни к чему.
– Нет.
– Госпожа Ветана. Дядя Мэт… ну я… это… вы…
По грязным щекам бегут две капельки слез. Темного крабом, довести портового малька до такого?! Тимир смотрит на меня.
– Госпожа Ветана, может…
Вздыхаю и даю слабину.
– Ладно. Оставаться на ночь не надо, ночью я сама с ними посижу. А вот с утра приходи. Мне хоть пару часов подремать надо будет…
– Я и ночью могу! – подскакивает Шими, понимая, что получил свое.
Качаю головой.
– Нет. В час ночной собаки рядом с ними лучше быть мне, а не тебе. Она зубастая…
И я знала, о чем говорю. Есть такое поверье, что с трех до четырех утра – самое темное время ночи. Вот в это время и умирает большинство людей.
За ними приходит смерть в образе большой черной собаки со светящимися белыми глазами, выгрызает душу из тела и уносит. А вот людей эта тварь боится, иногда ее можно отпугнуть, сидя рядом.
И… что-то в этом поверье было.
Мальчишка смотрит большими глазами, потом кивает.
– А… вы ее видели?
Треплю его по затылку, все-таки помощник, и не самый худший, но ничего не отвечаю. В глазах мальчишки любопытство мешается со страхом – и вверх берет благоразумие. Больше он ничего не спрашивает.