Вовка стал усиленно искать сходство гор и знаменитого поэта.
Если смотришь в противоположную сторону, то, сколько ни напрягай зрение, ничего не увидишь. Вовка крутил головой и вытягивал шею до последнего, но так и не догадался повернуться в необходимую сторону. Он только услышал:
— Теперь образ поэта нам уже не виден с дороги, но вы сможете разглядеть его на обратном пути, — экскурсовод посмотрела на время и продолжила, — посмотрите направо…
Вовка уже не слушал. Только у него такое может получиться — не заметить то, что видно всем. «Жизнь кончена! — решил Вовка, подумал и для самоуспокоения добавил, — и ничего, и на фига мне волноваться из-за Волошина, я и не читал его ничего. Зато я с Пушкиным на Тверской разговаривал! Правда, никто не знает. Да и было это один раз всего. Ну и что, все равно. Мировой мужик! Ну и хорошо, что не знают! Что бы подумали, если б увидели, как я с памятником разговариваю? А интересно бы посмотреть на лица прохожих, заметивших движения и жестикуляцию бронзовой фигуры на постаменте». Вовка рассмеялся своим мыслям и пожалел, что с памятником можно общаться только в воображении.
— Подъезжаем, — оповестили в микрофон. Вовка глянул в окно и готов был «через стекло прыгнуть» — высоко на фоне неба из горы торчало три высоких скалы, этаких огромных каменных «пальцев».
— Чертовы пальцы, — произнесли за спиной.
Экскурсовод рассказала историю местных скал, Карадага и биостанции. Вовка не слушал. В какой-то момент, в автобусе, ему остро захотелось обратно. Он закрыл глаза и даже, казалось, почувствовал, как сидит за столом на кухне и пьет чай с Ириной Константиновной. Голова обсохла после купания на море, спину успело припечь и она чешется под любимой клетчатой рубахой с коротким рукавом. А хозяйка улыбается, придвигает печенье на фаянсовом блюдечке. Она любит Вовку, потому что у Ирины Константиновны есть внук такого же возраста, и ей давно хочется увидеть родного человека, а дочка с внуком живут далеко, приезжают редко.
Чай горячий, и Вовка вдыхает аромат, мелкими глотками прихлебывая из кружки.
Настолько реально все представилось, словно от той жизни его отделяла только невидимая тонкая пленка — шагни, и все окружающее: горы, биостанция, черное море — все исчезнет! Вовка вздрогнул, наваждение пропало. Навалилась тоска.
Автобус остановился среди десятка таких же Икарусов. Народ как горох ссыпался из душного транспорта на горячий асфальт.
Вовка тоже вышел. Налетел легкий ветерок, растрепал соломенные волосы, заставил улыбнуться — жизнь прекрасна! Он свободен, и наконец сбылась мечта, Вовка на Черном море — что может быть лучше!!!
В дельфинарий он не пошел — не было билета и лишних денег тоже, а может, Вовка боялся признаться себе, что хочет дистанцироваться от неожиданного подарка в виде экскурсии. «Хватит уже, накатались!» Зато океанариум он посетил с большим удовольствием. Жители океанариума дарили радость не меньше, чем дельфины. Дельфины — это, конечно, здорово, только они так далеко от зрителей и при таком скоплении народа все равно не погладишь, не пообщаешься…
Другое дело — океанариум. От всех обитателей отделяет только тонкое стекло или вообще просто запрет трогать руками, потому что обитатели находятся на расстоянии руки, в аквариумах и маленьких бассейнах. Вовка потрогал. Не подумайте плохого, он не нарушал запрета. Просто почувствовал, что кто-то ползет по рукаву к шее, накрыл ладошкой, оказалось махонький краб. Глаза бусины поблескивали и наблюдали. Краб будто спрашивал:
— Ты не сделаешь мне больно?
— Нет, конечно, — улыбнулся Вовка, повернулся, спросил у проходившего мимо смотрительницы музея:
— Извините, здесь крабик! Он сбежал из аквариума.
— Да, убежал. Молодец, кинь его к морским лисичкам — в бассейн.
— А лисички… это где?
— Вот же черненькие! В правом бассейне, их еще называют игольчатыми скатами.
Вовка обрадовался, что он такой «молодец», спас краба и тут же выполнил поручение. Крабик в воде оживился, боком двинулся к щели между плитками бассейна. Подплыла лисичка, мягко заплыла на краба и застыла.
— А что лисица делает? Крабика греет? — словно малыш в зоопарке, восхитился Вовка.
Смотритель побледнела.
— А ты разве не покормить её хо…, — женщина поперхнулась на полуслове, прокашлялась, — понимаешь, какое дело…
Морская лисица тем временем сдвинулась и, наплыв на другую лисицу, довольно застыла. Крабика на прежнем месте не было. Вовка глупо хлопал ресницами.
— А где?.. он же только что, под Вашей лисицей…
Служащая океанариума почувствовала себя «не в своей тарелке». Она была уже немолода, все поняла и знала, что лучше не врать…
Женщина сняла очки, протерла стекла платком, одела и внимательно заглянула Вовке в глаза.
— Ты уж извини, я неправильно тебя поняла… у нас морских скатов и лисиц крабами кормят. Боюсь, что уже ничего…
На улице было жарко. Вовку бил озноб. Голова ощущалась как большой пустой шар. «Как колокол?» — задумался над сравнением Вовка.
«Бо-о-ом… Бом… Бо-о-ом… Бом…» — стучало в висках и сразу отдавалось в затылке.
Вовка спускался к берегу по крутой извилистой лестнице. Ноги не хотели держать, подгибались.
— К морю! — вдруг понял Вовка, — к морю! Пусть навстречу летит лестница, пусть в падении разобьются колени! К морю! Там можно укрыться от бед прохладной волной, дать волю слезам, соединив их с водой. К морю!!!
Вовка еле успел затормозить. Вся вода у берега была усеяна неровными камнями. Глубина была дальше. Он отчаянно зажмурился, чтоб окончательно не остановиться… Бежать, падать, обдираться, бежать дальше — до воды. Бежать — болью смывая предательство. Вовка рванулся вперед и одновременно открыл глаза. Он еще успел сделать три шага и встал как вкопанный. Увиденное поразило его. Десятки крабов сидели на камнях. Они смотрели на него, не мигая, заглядывая в самую душу.
На ближний камень вылез очень большой краб. По ярким красновато-желтым полоскам Вовка понял, что такие занесены в Красную книгу. Краб развернулся боком к Вовке. Глаза-бусины на тонких ножках разнесенные по бокам головы-панциря едва заметно шевельнулись. Было абсолютно непонятно, куда смотрит многоногое создание. Вовка понимал — на него! Было что-то гипнотическое в этом взгляде и еще что-то, может, немой укор? Краб шевельнул клешней.
Вовке казалось, что это сон — только во сне такое количество крабов может одновременно зашевелиться, спрыгнуть с камней в воду и тут же исчезнуть. Желто-полосатый не исчез. Вовка подошел ближе: прямо в сандалиях, по воде. Краб сидел, ждал. Человек робко протянул руку и, еще не веря своему счастью, положил ладонь на камень, рядом с членистоногим. Краб отодвинулся, застыл и вдруг боком взобрался на руку. Так быстро, что Вовка даже испугаться не успел. Панцирь был прохладный и мокрый, ноги щекотали руку. Вовка не двигался.
— Вы на меня не сердитесь?
Полосатик шевельнулся и подставил солнцу бок.
— Спасибо, — прошептал Вовка и закрыл глаза, потому что их предательски защипало.
Почувствовав толчок в руку, человек посмотрел на ладонь. Она была пуста. Человек улыбнулся и побрел к выходу с биостанции.
Оказалось, что прямого сообщения между биостанцией и городом нет. Туристы добираются: на экскурсионных автобусах, на машинах или на такси. Кроме автобусов, на площадке ничего не стояло. Ему было грустно. Он вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком в чужом, злом мире. Поймал себя на мысли, что рад безвыходности положения, как бы это ни казалось парадоксально «…и пусть! Так мне и надо!! …!!!»
А как же Светка, Рес, мама? Вовка встряхнулся, задумался. Его посетила простая до остроты мысль — НАДО ЖИТЬ!
Что-то щелкнуло в мозгу у Вовки и пришло понимание. Вспомнились слова Кастанеды: «…Мир единое целое…», «…Каждый элемент, живой или нет — ВАЖЕН!», «…Если ты хочешь, чтоб тебе ответили: растение, стихия, Мир, — говори с ними с симпатией, на равных, не зажимаясь…» — Значит: откровенно, вслух, не стесняясь окружающих — вот поэтому и получился разговор с Крабом.