Всегда улыбается. Хорошо дело идет - обязательно улыбается. Плохо дело идет - Михаил Советский смущается. Никита Котов и Михаил Советский давно дружат и негласно соревнуются между собой. Один никак не отстает от другого. Один получил за боевые дела орден Ленина, другой - тоже! Михаил получил орден Красного Знамени, Никита - тоже! А вчера Советский обогнал Котова получил второй боевой орден Красного Знамени. Вручил ему награду командующий Краснознаменной Балтикой.
В центре стола сидел огромный детина, бывший ленинградский боксер, штурман Владимир Соколов. На его груди тоже орден Ленина. Чубище у тяжеловеса, как у донского казака, на левый бок свисает. Ручища - в две нормальных ладони. Высок, широкоплеч. Статно сложен. Взгляд проницательный. Долго Владимир Соколов летал с Николаем Челноковым, а сейчас он в экипаже Александра Дроздова. И Герой Советского Союза Михаил Плоткин, и флагманский штурман Петр Ильич Хохлов, и летчик Василий Алексеевич Балебин и совсем-совсем еще молодые орлята, недавно прибывшие в полк, Александр Разгонин, Александр Пресняков, Петр Стрелецкий, Юрий Бунимович, Аркадий Чернышев сидели за столом и оживленно беседовали.
Без устали играл Виктор Алексеев. Лицо бледное:
Виктор недавно вышел из госпиталя, после первого полета с Преображенским ему пришлось ампутировать пальцы на правой ноге.
Командир полка откровенно любовался своими орлятами. Глядит - не наглядится. Судьба у всех разная, дороги разные, боевые пути неисповедимые.
Вошел дежурный матрос с синей повязкой на рукаве и доложил:
- Товарищ командир полка, к нам прибыла тетя Катя!
- Какая тетя Катя? - удивился Преображенский. В зале стало тихо.
- Какая тетя Катя? - недовольно повторил полковник. - Доложите, как подобает докладывать дежурному.
- Товарищ командир полка! Мне ведено доложить: к нам в гости прибыла тетя Катя.
- Новость! И что это за шутки? Товарищ комиссар, проверьте.
Комиссар Оганезов вышел. Гвардейцы переглянулись. Баянист застыл с растянутыми мехами.
Дверь широко распахнулась. Вошла пожилая женщина невысокого роста. Широкое русское лицо, задорное, хотя и немолодое. На плечи накинута шаль. Все молча встали. Женщина улыбнулась и низким голосом сказала:
- Здравствуйте, товарищи гвардейцы!
- Здравия желаем! - ответили дружно.
- Екатерина Павловна, - сказал вошедший следом комиссар. - Народная артистка Советского Союза Екатерина Павловна Корчагина-Александрова пожаловала к нам на торжественный праздник!
И что тут сделалось!
Она поправила пеструю шаль, смеясь, сказала:
- Зовите меня просто - тетя Катя! Так многие меня зовут. А приехала я к вам не одна, с нами и Николай Черкасов, и Клавдия Шульженко, и композитор Дмитрий Шостакович. Сегодня у вас большой гвардейский праздник. И ваш, и наш. И будет большой концерт!
Минуту спустя дежурный доложил снова: к месту своего нового назначения по службе прибыл на должность заместителя командира полка Герой Советского Союза майор Николай Васильевич Челноков.
Вошел знатный штурмовик Балтики Николай Челноков. Растерялся. Смутился.
- Товарищ гвардии полковник, - доложил он Преображенскому, - гвардии майор Челноков прибыл в ваше распоряжение.
- Мы ждем вас давно, - приглашая гостя к столу, сказал Евгений Николаевич. - В нашем полку прибыло! Ну, здравствуй, дорогой Николай Васильевич!
И они крепко, как братья, обнялись и расцеловались. Им было что вспомнить.
Праздник удался на славу. До поздней ночи играли, пели, танцевали.
На прощание Преображенский сказал:
- Сегодня мы присягали перед священным знаменем. Глядите на наших гвардейцев! Они сделают все, чтобы никто и никогда не мог сомневаться в нашей победе.
"Полковая мамаша"
- Да, много я видел, товарищи, боевых самолетов, - рассказывал старшина Алексей Колесниченко, быстроглазый и расторопный молодой человек в морском кителе.
Мотористы, окружившие товарища в тесном кубрике, с уважением глядели на грудь механика. За обеспечение вылетов на Берлин он был награжден еще в августе 1941 года орденом Красной Звезды. Алексей снаряжал в дальние и ближние полеты машину полковника Преображенского. И в зной, и в лютую стужу готовил он боевую технику к вылетам.
- Как нет в мире одинаковых человеческих характеров, так не бывает одинаковых моторов, несмотря на их серийное производство. И моторы, и самолеты, как говорят в авиации, имеют свой норов, - убежденно говорил Алексей.
Да, механик с самолета № 2616 рассуждал о машинах, как о живых существах.
Еще до Великой Отечественной войны в 1-й минно-торпедный полк прибыл совсем новенький, недавно выпущенный с завода двухмоторный бомбардировщик № 2616.
- Широко распластанные крылья, мощные моторы, огромный фюзеляж, светлые кабины. Все понравилось мне, - рассказывал потом Алексей. - Досталась эта машина сначала очень горячему летчику Бидзинашвили. А его друг, был такой майор Полозов, стал выжидать случая, когда Бидзинашвили поедет в отпуск. Полозову удалось полетать на этой машине, и он влюбился в нее, как говорят, с первого взгляда. "Да ведь это не машина, а богатырь!" - говорил он с восторгом.
Все сожалели, что в полку только один такой самолет.
Вскоре в разобранном виде в полк поступила другая машина, родная сестра первой, под номером 2816.
- Характеры у двух сестриц оказались весьма удивительные, но далеко не схожие, - продолжал Колесниченко. - Одна, например, расходовала горючего больше, другая была резвая, а главное, не капризная, во всем повиновалась летчику.
22 июня 1941 года Колесниченко был занят регламентными работами на своей машине, а несколькими часами позже выпустил ее на первое боевое задание.
На самолете № 2816 поднялся в небо полковник Преображенский, а на машине № 2616 полетел капитан Кузьма Васильевич Федоров. Лихой капитан. Шлем чуть набекрень, реглан на все пуговицы застегнут. Это он громил вражеские танковые колонны в Прибалтике. А потом пошло...
По два, а иногда по три, по четыре раза в день вылетали машины и возвращались благополучно. Только 2616-я получила от зенитного огня под Двинском сильные повреждения: у нее были пробиты бензобаки. Пришлось работать сутки без отдыха, и машина снова пошла на задание. Но к ней прикрепили потом другого механика, старшину Сидорова Владимира Федоровича, а Колесниченко стал обслуживать 2816-ю.
Боевой счет авиамеханика Алексея Колесниченко продолжался. По памяти привожу его рассказ о тех днях.
"Душа радовалась, когда Евгений Николаевич Преображенский приходил с задания и благодарил за работу. Я старался тогда еще больше. Потом на моем самолете летал капитан Андрей Яковлевич Ефремов, теперь он тоже Герой Советского Союза. "По секрету" он как-то сказал мне:
- Колесниченко, не я буду, если на твоей машине не совершу что-нибудь выдающееся! Старайся, брат, старайся.
Когда же на стоянке появлялся Преображенский, он первым делом спрашивал:
- Моторы на всех режимах опробовал, Колесниченко?
- Я все сделал, что положено.
"Сестры" загружались тяжелыми бомбами, как и многие другие наши машины, и шли на Берлин.
Летчики улетали ночью, а возвращались рано утром. Какие это были длинные, тревожные ночи!
В первую ночь я ходил неподалеку от аэродрома, возле деревянной церквушки и, припоминая, спрашивал себя: баки заправлены? Точно, по самые пробки! Моторы опробованы? На всех режимах! Все, что полагалось технику, сделал? Сделал! Я представлял труднейшие условия, в которых наши летчики ведут самолеты. Туманы. Дожди. Стужа. Чужая территория. Прожекторы. Чего только я не передумал за ту самую длинную ночь в моей жизни! Дошли бы только. Дошли бы... Отбомбились бы...
Все наши самолеты дошли и отбомбились. Все вернулись благополучно. Сели, а я, сбросив лишнюю одежду, побежал к Преображенскому. Меня, конечно, интересовала в первую очередь работа моторов в воздухе. Полковник так устал, что говорить не мог, а только тряс мои руки. Благодарил, значит. Какие тут нужны слова? И все-таки хриплым голосом Преображенский промолвил:
- Колесниченко, на твоих моторах вокруг большого шарика летать можно. Готовь самолет к следующему вылету.