— Так что ты хотел мне сказать? — спросила она, засунув в рот кусок солоноватого сыра.
— Прежде всего, попросить: не говори отцу о том, что мой разгильдяй все выболтал…
— Понимаю.
Жевать и улыбаться оказалось делом трудным, даже для Сони.
— Он будет вне себя от ярости, если узнает…— тихо продолжал Рашмаджан.
В голосе его слышался нескрываемый страх.
— Боишься, что убьет? — предположила Соня, и по: изменившемуся лицу собеседника поняла, что не ошиблась.
— Да…— прошептал Рашмаджан, будто опасался, что его кто-то услышит.— Келемет не щадил никого и никогда. В Аграпуре у него кличка была среди…— Он замялся, но девочка пришла ему на выручку, подсказав:
— Среди разбойников?
— Угу,— потупился отец Талгата, словно услышал из уст ребенка непристойность.
— Продолжай!
— Его называли Бешеный Гирканец. Там было много лихих людей, но твой отец считался среди них атаманом, никто не осмеливался ему перечить.
— А сейчас? — внезапно спросила Соня.
— Что сейчас? — недоуменно переспросил собеседник.
— Он продолжает…
— Нет, что ты! — замахал на нее руками отец Талгата.— Теперь Келемет почтенный купец. У него другие дела… — И тут же осекся, словно сболтнул лишнее, но Соня ничего не заметила.
— Расскажи мне о его прошлом,— удобнее пристраиваясь на лавке, потребовала девочка.
Рашмаджан налил вина из кувшина, подвинул кружку Соне. Пригубил сам.
— Нет,— он никак не мог решиться продолжить тягостный для него разговор,— не могу!
— Не можешь? — почувствовав, что этот грузный, лысеющий мужчина не осмелится ей перечить, Соня тихо, с расстановкой добавила:
— Мне очень хочется узнать, чем занимался в молодости мой отец. Но если ты не желаешь говорить, то придется обратиться к нему самому. Может, он кое-что вспомнит…
— Да ты что? — Рашмаджан пришел в такой ужас, что у него даже щеки затряслись.— Ладно, ладно… Так и быть, спрашивай.
— Он много людей убил?
— Кто считал? — вздохнул отец Талгата.— думаю, и Келемет не знает.
— Я жду,— требовательно заявила девочка.
Рашмаджан воззрился на нее с недоумением, но, почесав затылок, все же начал рассказ.
Глава III
— Аграпур,— отец Талгата сладко причмокнул, словно не слово произнес, а прожевал шербет или сладкий орех,— совсем не такой город, как эта дыра. В пять раз больше, а богаче в десять. Вокруг него высятся стены, крепостные ворота окованы железом. Никто не войдет в город, не заплатив дань страже. Не то что здесь,— усмехнулся Рашмаджан,— целый караван явится в Ослиную пустошь, а никто его и не заметит.
— Да, мать тоже не любит Майран. Но ты отвлекся, меня интересует прошлое отца, а не порядки в Аграпуре,— напомнила она.
— Верно,— кивнул головой ее собеседник,— просто дело происходило именно там, потому я издалека и начал. Потерпи чуток, и ты услышишь все. Я обещал, и слово свое сдержу.— Он немного помолчал, словно вглядываясь в прошлое, затем продолжил: — Мы познакомились с Келеметом давно, совсем молодыми. Тогда твои родители еще и не знали друг друга. Я был членом шайки Синих Тюрбанов. Она существовала с давних времен, может, лет пятьсот или больше — так говорили все. Главари принадлежали одной семье, не буду упоминать ее имя, тебе оно ничего не скажет, да и никого из них уже нет в живых — род прервался. Принимали они только гирканцев и только по очень хорошему знакомству. Поручитель отвечал головой за того, кого привел. Если новичок оказывался трусом или утаивал часть добычи, то расправе подвергались оба.
— А как ты попал к ним? — перебила Соня.
— О, это весьма необычный случай,— небрежно сказал Рашмаджан, но по лицу мужчины легко читалось: он невероятно горд тем, что; произошло много лет назад.— Я был в те времена погонщиком верблюдов у одного караванщика и однажды нашел в пустыне раненого. Я подобрал несчастного и тот выжил. Хотя казалось, что истощенный и потерявший много крови; бедолага вряд ли протянет до Аграпура.
— Неужели? — с иронией спросила девочка. Твоя доброта достойна похвал.— Сомневаться в правдивости собеседника ее заставила всем известная жадность Рашмаджана.
— Ну, как сказать… — замялся достойный муж, чувствуя себя крайне неуютно под взглядом насмешливой девчонки.— Видишь ли, он пообещал…
— Много?— засмеялась Соня.— А то я подумала, что ты один в вашем роду такой…
— Какой? — насторожился Рашмаджан.
— Да нечета сыну,— усмехнулась Соня.— Талгат вечно норовит заработать хотя бы медяк.
— Ты молода и глупа! — рассердился Рашмаджан.— Я учу его бережливости, как меня учил этому мой отец. Чего сорить деньгами, если они достаются тяжким трудом? Моя наука идет ему впрок! Тут медяк, там серебряный — глядишь, и золотой в кармане.