Следователь прошелся по кабинету, постоял у окна, глядя на непрерывную цепь автомашин, скользящих по улице, и, не оборачиваясь, буркнул:
— Введите следующего!
На другой день к полицейскому управлению пришли тысячи людей; они потребовали освобождения арестованных. Делегация рабочих пыталась пройти в помещение и передать письменные требования. К управлению с воем подкатывали машины с полицейскими: блюстители порядка строились в ряды и бросались, размахивая дубинками, на демонстрантов. Появились и пожарные машины: сильные, как удары бичей, струи воды ударили в толпу.
Следователь стоял у окна и с профессиональным знанием дела определял: «Эти с верфей, вот те студенты, а те из порта. Здорово работают, оперативно. Попробуй тут прижать комитетчиков по-настоящему. А вон газетчики и кинохроникеры появились. Ишь как трещат аппаратами, мерзавцы. Читатели любят такие снимки, тиражи газет растут, и владельцам наплевать на всё…»
* * *
Мало радовали события и полковника Дайна. Причина забастовки стала известна всем и особое неудовольствие вызвала у солдат. Об этом полковник знал из информации контрразведчика. А час назад позвонили из Токио, из штаба. Недовольный голос знакомого из отдела труда поинтересовался, что происходит на базе — об этом заговорили токийские газеты. Стараясь приуменьшить значение происшедшего, полковник коротко доложил о забастовке и принятых мерах. Знакомый из Токио помолчал, а потом вежливо посоветовал Дайну как можно скорее уладить конфликт: сейчас не время обострять отношения с населением, предстоят события, в которых Японии отводится важная роль. Это в интересах Штатов. Что же касается рабочих, то, очевидно, в ближайшее время у полковника будет полная возможность отыграться.
Полковник долго держал в руке умолкшую трубку телефона, пытаясь понять, что же происходит и что ему следует делать. Самолюбие его было уязвлено: не хотелось идти на попятную, но токийский знакомый обычно не давал пустых советов.
Полковник приказал вызвать своего заместителя Кросса и контрразведчика.
— Я обдумал создавшееся положение, — как всегда внушительно, начал он, поглядывая на подчиненных так, словно они одни были виноваты во всём, а он, Дайн, вынужден исправлять их ошибки, — и считаю, что с забастовкой пора кончать. Требования их не так уж велики — и сейчас нет смысла тянуть. Можно пойти на временное перемирие с япсами. Мы ими займемся в более удобное время.
Лицо подполковника Кросса выразило недоумение: «Чертов чурбан, заварил кашу, а теперь нам расхлебывать!»
Контрразведчик был спокоен, и, посмотрев на него, Дайн подумал: «Знает всё. Возможно, и последний разговор подслушал». Отогнав эту мысль, полковник продолжал:
— Я пригласил вас, чтобы совместно выработать формулировку, которая была бы приемлема для нас.
Физиономия Кросса выражала полное непонимание, и Дайн досадливо поморщился. Затянувшееся молчание нарушил контрразведчик:
— Разрешите, сэр? По моему глубокому убеждению, виновником всего является Джон Иосивара, нисей. Хотя он и имеет американский паспорт, но не может считаться полноценным американцем, как и все цветные или полуцветные. Он ввел в заблуждение меня, вас и остальных офицеров.
Полковник мгновенно оценил подсказанный контрразведчиком выход: вся вина ложилась на единокровца япсов, и пусть они проклинают его сколько хотят.
— Правильно. Я и сам так думал. Немедленно увольте этого типа и отошлите в штаб. Пусть там разбираются с ним.
Дайну и в голову не приходило, что контрразведчик ловким ходом убирал человека, в котором подозревал своего тайного конкурента по одной из параллельных служб.
— Свяжитесь с полицией, — приказал на прощанье полковник, — и соответственно информируйте.
* * *
И снова следователь-японец сидел в знакомом кабинете контрразведчика-янки. Только на этот раз прием был более вежливым.