Сообщения их до глупости стандартны - нарицательные имена, даты, кто кого любит и уважает. Маликов кричит, что за надписи надо давать по мордам. Я с ним согласен, но можно и пинка хорошего. А пока мы не спеша возвращаемся в лагерь, умытые и проснувшиеся окончательно.
Сегодня дежурит Горбунов младший. Худой, резкий как пистолет. Все ему не так. Красная майка из-под трико выпущена, принеси, подай, что сиднем сидишь? Хоть дух перевести? Так нет, не дает. А сам готовит неважно, не то что тетки.
Юрка личность непростая, себе на уме. Играет на гитаре отменно, лазает лучше большинства. К работе привычный, балагур еще тот. Да вот между братьями идет война. Не Великая Отечественная, больше смахивает на холодную. Но фитиль тлеет не переставая.
Юра ерепенится, пытается встать в позу частного лидера. Но с Володей в одной компании такой фокус вряд ли возможен. Хотя, так сказать, оппозиция. И глубокая, как оборонительный окоп. А тут ежевечерние разборы тренировок и поведения.
Дело началось с восхождений, так они объясняют. На горе ругаться нельзя, неизвестно в какой срыв вылезет. Ну слезут, встанут на ровном месте и пошло: ты пошто каменьями сыпешь, ты на каком месте узел завязал...
Занятие понятное и нужное. Когда последняя жизнь на страховочке в руках у другого, и лететь ой как далеко, не пожелаешь, чтобы рядом из себя идиота строили. Я ни разу не слышал о том, что бы кто веревку выпустил, с испуга или по недомыслию. А вот как петелька сверху повешена? Она туда-сюда, туда-сюда под страховкой болтается.
Если правильно подвесить, ей сносу нет. А ведь может и за день каюк настать. Ладно, порча имущества и хамское вредительство, а если летанет кто, и, извините, насовсем? Ну вот и вздорят, как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. По правде, заметьте, вздорят, до хрипоты и соплей в лицо окружающих.
Много чего копытят они по делу и без оного. А нам новичкам, как снежный ком - отходи, абы не задавило. До автокатастроф Володя, при всех своих амбициях, спор не доводил. Вскроет клапаны и пар наружу.
А воевали братцы за чудную девицу Татьяну. А она никого из них не выбирала. Старший, при прочем лидерстве, был женат. Младший оставался младшим, хоть и наводил шороху. Татьяна же - безусловный женский чемпион и в компании, и на скалах. Что может быть естественнее битвы мужчин за женщину?
Намечались соревнования среди новичков. У меня накопилось ноль скального опыта и тем не менее приходилось выступать. В конце концов, спорт есть спорт. На мое неподготовленное, а потому ознобное, дерганое тело надели красную, эмблемно-спартаковскую майку, дали красную альпинистскую каску. Меня научили спускаться со скалы вниз дюльфером по веревке, убили цельный день на работы с веревками.
И я полез. Трассу забабахали на скалах со стороны реки. Вокруг стены вертикальные, гладкие, страшные, но мы до них, увы, и на соревнованиях не долазили. Наш маршрут почти горизонтальный, проще не придумаешь.
Его накрутили по самым большим и пологим полкам. Но мне и полок хватило по уши. Меня била мерзкая дрожь. Я торопливо суетился, кидался грудью на стены, не замечая обходов. Тыкался каской куда ни попадя, со стуком и касочным звоном, забыв, чему учили и даже большее.
Мужики сказали, что лез я отвратительно и все-таки стал четвертым среди прочих первобытных. Удивительно. А Минбаев выиграл и выполнил третий разряд с неимоверным отрывом. Маликов хоть и был впереди меня, ничего не выполнил. Ходил грудью вперед, важный как индюк - нашел чем гордиться.
Маликов здорово отличается от нашей честной компании. Декоративная серьезность охватывает его существо до одури. В нем горит романтика походных вещей, быта сборов, снаряжения. Котелок, складные ложки, вилки - снаряжение до тряпочки именное, подобранное, помеченное.
Остальным мужикам, да и теткам, это не нравилось. Маликову доставалось. Со мной же он оставался старшим по званию навсегда. Я вначале обижался, затем выкинул собственную дурь из головы. Уж очень хотелось лазить хорошо, не до мелочности.
Долго упрашивал стариков дать пролезть настоящую трассу со стороны реки. Наконец, Витюля с Юрчей устали и решили поразвлечься. Близился полдень. Солнце перевалило на эту сторону Броненосца. Друзья валялись на теплых, еще не разогретых до обычного состояния камнях около страховочного анкера. Лазать наверное не моглось, и тогда запустили меня.
- Давай, - сказал Юрча, - но по полной программе, до страховочного карабина. А то подвесим на середине маршрута за надоедливость. Сами уйдем на обед. Оголодаешь.
Прицепили, надели каску, и я остался наедине со скалой. Серп - абсолютно вертикальная, зеркально-гладкая стена с серповидным отколом по названию, прямо по середине. Маршрут - не плевое дело. Из наших теток его пролазила одна Татьяна. Перворазрядница.
До самой стены лезлось не плохо - там полки. Одуванчик явно покруче. А дальше... Я в нерешительности потоптался перед ее вертикалью, но мужики вниз не пущали, и пришлось двигаться дальше.
Прямо подо мной оказалась река. Пространство неожиданно, веером расширилось во все возможные стороны. Я вдруг показался себе маленькой, неловкой мухой, прилепленной к вертикальному потолку. Перед издевательством какой-то садист оторвал мне крылья и срезал парашют. Шансов, кроме страховочной веревки, не оставалось никаких.
Самое интересное началось, когда я пролез половину непосредственно Серпа. Скол, по которому я карабкался, истончился и исчез окончательно. Передо мной гладкая плита почти без признаков рельефа для ног и маленькая, прерывающаяся щелка для рук. А влево есть почти ступенька, но далеко, не удобно.
Надо расстараться и сделать хорошее мускульное движение, чтобы перевалиться на ногу. Галоша на ней завернулась рулетом. Что там будет стоять - нога на зацепе, или прочее дыбарем, я не понял. Висел как слон на обрывающейся вниз стенке высотой с двадцатипяти- этажный дом и не верил ни в галошу, ни в тоненькую нить страховки.