А мне до тренировок. Они ведут меня за собой, отнимают массу усилий и времени. Даже в школе моим любимым уроком стала физкультура. Круче и спортивнее меня в классе только Славка Бузауф. Он поимел первый разряд по самбо и накачал мышцу до лопанья кожи.
Есть еще переросток Деливер, могучий с пышными усами, старше нас на три года. Я с ним как-то подрался. Хлестать по щекам эту неповоротливую глыбу одно удовольствие. Но когда он меня поймал и принялся стучать об пол сразу всем телом... Мое безжизненное реноме едва успели вырвать.
Но соревнования, опять соревнования. Правда, для меня будто в бирюльки играют. Я за новичков на Лесничестве, а Амир за разрядников на Азиатской. На Лесничестве судьи улыбаются, сюсюкают, на старте одергивают дюльферки у участников. Толпа посматривает наверх, туда, за повороты ущелья, где облачно. Там-то по-настоящему, без дураков, там парни хваткие.
Новичков много, как грибов. Разминочная стенка в веревках, словно отвес в паутине. Траверс лазают прямо в вибрамах. Ловкие такие, смешно смотреть. Полное впечатление, будто половина из них скалу в первый раз щупает. Но важные, как разогретые самовары. Не зря Горбунов говорит, чтобы мы поменьше с ними общались - чайники.
Старики с Амиром там, наверху. Мы готовимся к старту вкупе с Маликовым, Мархлевский руководит. Его наверх не допустили почему-то. Разминались серьезно, на прочих не смотрели. А пришлые устраивались компаниями где попало, даже на нашем отхожем месте.
Стартанул по привычному. Потому и не дергался особо. На этой скале меня удивить чем-либо довольно проблематично. Трасса по стандартным карнизам, половина новичков внизу попадала. Но сегодня я на коне. Что для них трасса, для нас рабочее состояние.
Я стал лидером среди наших и не желаю считаться с мнениями других обществ. У меня есть законная, красная спартаковская майка и белая дюльферка расчерчена следами от спусков вниз по веревке. К трассе готов.
Она идется, успевай смотреть под ноги и перебирай руками. Легкий мандраж. Я возбужден и почти не ощущаю собственных усилий. Только не забывать про ноги, не прихватываться руками за скалу слишком сильно, не висеть на руках.
Но вот и конец маршрута. Красный флажок, касаюсь рукой. Теперь спуск. Лихорадочно набрасываю дюльферную веревку на плечо. Пошел. Отрываюсь от скалы и лечу, расправив крылья.
И все-таки есть соперники. Некто Витя Барановский. Тренируется у братьев Архиповых. Он обскакал меня на две с половиной секунды. Плевать, я счастлив. Вы скажете - подумаешь, третий взрослый? Но мне от роду на скалах, ровно четыре месяца. А я второй в городе, правда, среди безразрядников. Нас даже сфотографировали, как призеров.
Закрытие спортивно - соревновательного сезона наша компания справляла в кафе 'Аку-Аку'. Это там, в сквере у старой площади. Неглубокий, ухоженный пруд, да парочка островков посредине.
Ивы сиротливо опускают усыпанные мелкими листьями ветви прямо в черную, прохладную воду. Летом здесь плавают белые, гордые лебеди с подрезанными (дабы не улетели) крыльями. Сюда бросают монетки на счастье или чтобы снова побывать в моем городе.
Взрослые не позволяли нам малышам-голышам доставать монеты себе на мороженное. Гоняли со свистом. Я ходил в промокших от плавок шортах. Ныряли во все лужи в городе. Давно ли это было?
А наша толпа преобразилась. Витюля в пиджачке - костюмчике. Тетки с дамскими сумочками, в юбках, на каблучках. Прячут исцарапанные руки со сломанными ногтями. Ну цивильные... Костюм принуждает Витюлю быть галантным со слабым полом. Они с Квашниным пошли заказывать, что поесть и что выпить.
Серега скоро закончит что-то там медицинское и будет доктором. Кадык на худой шее галстуком прикрыть, станет интеллигентом. В винах с дядей Витей разбираются. Подайте эту, а скажите, сколько в той сахара, и чье производство?
А тренеру одинаково. Столы сдвинул в кучу, чтобы компания стала теплее. Громко хохочет, хорохорится, рассказывает анекдоты. Принесли (вот неожиданность) две бутыли вина из-за стойки. 'Монастырская изба' называется. Зрелая, тягучая жидкость смотрится по крайней мере благородно.
Бокалы тонкого стекла имеют золотые ободки и бренчат словно хрусталь. Я ем мороженое и нисколько от этого не страдаю. Обидно, что не участвую в общем священнодействии. Вроде как младшенький, но ведь разрядник же?
Компании не доставало привычного уюта. Сели на автобус и поехали домой к Верунье. Тут уж было весело. Никто не пил вино, зато ели как на сборах - в две руки и в четыре глотки.
Всеобщее переедание оказалось столь велико, что повергло компанию во всеобще - лихорадочное веселье. Мы топали ногами под пластинки, мы надрывали голоса под гитары. А невозмутимый, солидный Витюля упрямо поглощал остатки в многочисленных банках из-под сока, доедал никак не кончавшиеся тортики. Его ненасытная утроба вызвала новый взрыв безудержного смеха. Мы почти любили Витюлю за его ненасытную пропасть - утробу. Мы были так сыты сами, что героические движения чужого чрева вызывали в нас неподдельное восхищение.
Под ручки скитаемся по гулким, пустынным в ночи улицам. Постепенно теряем нашу общую численность. Провожаем девчонок до дверей их домов. Еще долго будет тепло. Еще впереди бабье лето. И холодные ветра впереди. Мы не заглядываем в будущее, потому что счастливы в настоящем. Потому что нет в нем обид, претензий и ссор. Они вне нас, вне времени, не в настоящем.
8.
Нам необходимы новые скалы. Мы должны наращивать не только объемы движения, но и разнообразить их. Скалы на реке Или далеко. Иссык и Тургень - тоже поездочки не на день и не на два. А Лесничество и Азиатская скалы - массивы маленькие, изученные до последней зацепы.
Еще летом, частично предоставленный сам себе, я бурно взялся выполнить сию задачу. Но, видно, многие пытались сделать это и до меня. Результат путешествий получался почти нулевой - убогие, маленькие скалки с пологими стенками.