10.
В тесной комнатенке тени отделились от предметов, их породивших. Тусклая лампочка под грязным абажуром не справляется с густеющей темнотой. Притихшие и удивленные мы глотаем слова и убиваем надежды. Наша компания дала дуба. Факт очевиден, но в худшее еще не верится. Большинство из нас хочет добиться многого, слишком многого. И выбор вроде один - наша секция.
Мы живем спортом, мы пропитаны стремлением вперед до самых кончиков пальцев. Мы как семья, мы сжились по-настоящему. И все же наша компания дала дуба. В ней плотно стоит завеса недоверия, и похоже, ее не пробить.
Буча началась и катится в мою сторону, словно лавина серости. Я краснею от стыда за несделанное, виню в чужих грехах только себя. Маленькая комнатенка переполнена нашей компанией. И каждому хочется вылить накопившиеся обиды. Почему именно сейчас? Откуда у нас столько злости друг к другу? Почему мы хотим все сломать чертовой матери!? Плевал я на недокупленные карабины и веревки, пусть носят долбанную пуховку медведи в Арктике! Ккак можно предать нашу общую цель!? Мы 'Спартак', мы команда!
Но привычное обаяние Володиных слов вдруг не срабатывает, разбивается о непреложный, случившийся факт. Одни хотят уйти в другие общества, другие вообще вникуда. И попытки отшутиться, замять ситуацию проваливаются одна за другой. Я замечаю, как у моего тренера слегка подергивается нижняя губа. Неужели он проиграл?! Каждый из нас часть его надежды, часть его самого. И это уходит. Словно песок сквозь пальцы.
Время неуемных, нерастраченных надежд. Его ахиллесовы тела, его думающие головы. Общее неостановимое движение вперед. Я знаю, он начнет сначала. Он подберет оставшиеся крохи эфемерной атмосферы удивительной целеустремленности, самоотдачи, искренних, взаимных симпатий. Он вырастит новое дерево, но оно уже не будет таким направленным в небо, таким удивительно размашистым и ветвистым.
В нем не будет нас, мы станем лишними. У меня оборвалось внутри, когда Игорек Трусилов сказал, что завязывает. Наверное только я знаю, что для него значит завязать с горами. Спорт не часть его жизни - часть его внутренней сущности.
Мучительно, когда умирает собственное 'я', и у тебя не остается надежд. Зачем? Напряженно сжимает руки Юрка Горбунов. Он победитель, но что дальше? Кому нужен впавший в амбиции младший братец? Кому, кроме собственной семьи. Я, к сожалению, никогда не прощу ему этой победы.
Искренне расстроен Витюля. Ему некуда идти, но и невозможно остаться. Для многих из нас со спортом уже покончено. Не будет его для Татьяны, Фаины, Веруньи. Исчезнет Якно, уйдет в медицину принципиальный Квашнин. Яркого, вихревого праздника стремлений и побед уже не случиться никогда.
Компания валится, словно карточный домик, сбитый беспощадным порывом ветра. Умом я сознаю многое, но сердце рвется оставить прошлое на своих местах. Унылые, будто жернова пьяной мельницы разговоры. Они не действие, они шаги в пустоту. Доказательства взаимных притязаний. И все-таки, я остаюсь у Володи.
Упрямое самолюбие претендует на роль лидера в новых условиях. Оно верит, что тренер поставит мир в строгие, правильные рамки. Оно расчерчивает жизнь на белое и черное. Оно определенно знает, кто прав. Тренер будет работать надо мной, чтобы доказать остальным их неправоту.
Почти ушла суровая зима в бегах на выживание. Я выжил! Это они не вынесли нагрузок и сдались. Они слишком хотят дешевой славы, поездок, регалий. Им надоел необустроенный, навеки доморощенный 'Спартак'. Мужики уходят в архимогущественный 'Енбек'. Саня Мархлевский, Юрка Горбунов и перспективный Минбаев.
Они автоматически попадают в сборную Республики. У них будут звания, выезды на всесоюзные соревнования, снаряжение, спортивные костюмы. В славном спортивном обществе не надо думать, как достать веревку, рюкзак, карабины. Их ждут там молодых, перспективных. Что может дать будущим чемпионам Володя? Какие-то крохи, да и те из засаленного кармана.
Мы распадаемся. Осколками былой компании идем в кино на не интересующий нас фильм. Часть садится рядом с Володей, уходящие - демонстративно в другом, чужом месте кинозала. Закрепляем противостояние.
Они опять пытаются меня убедить, что тренер уже не нужен. И только? А как же наши мечты? Куда делись наши победы и поражения? Я по капелькам выдавил из себя жир, нарастил мышцу, сажусь на продольный шпагат, подтягиваюсь больше тридцати раз запросто. Мениск на левой ноге изводит меня болью. Спина ноет, тянет на радикулит, но я не хромаю и гнусь в рандате. Я выжил. Ради чего? Пуховка или покрытый эмалью карабин? Ради подачек?
Секция кончена. Володя перенесет в другие места тайники со скудным, обшарпанным снаряжением. Через несколько дней перестанут ходить на тренировки почти все тетки. Действие потеряет для них солоноватый привкус напряжения и борьбы. Взамен нас появятся угловатые, неловкие новички.
И я буду объяснять пришедшим, как вешать веревки, как ставить ноги на скале. Буду веселить их засаленными горбуновскими шутками. А Володя молча стоит в стороне, опустив руки. Да разве это сравнится с тем, что было? И он начнет тренироваться на скале сам, чтобы хоть как-то уменьшить привкус поражения. А у меня ничего путного не получается.
Я слишком много хочу, слишком нервничаю. Мои старшие товарищи находят меня после тренировок и еще раз, и еще - объясняют, как я не прав. Моя фигура становится средоточием правоты или неправоты, обретает неожиданно огромную, мнимую значимость.
Да, я великолепно готов физически, но я по-прежнему новичок в скалах и никакой не конкурент им. Мои друзья превращаются в источник мучений, а тренер прибавляет дыму в скользкой словесной суете.
Скучные, бесцветные поездки на скалы и непрекращающиеся бега вокруг стадиона. Даже не ощущаю приближения весны. Горбунов старший окончательно запутался в личных делах. Как снег на голову пришло известие о его разводе с Любой Дробышевой. Он так любит свою дочку.
Я приезжаю к ним вместо него. Странно, но Люба говорит, что ей от развода только легче. Ведь все эти годы именно Люба, работая массажисткой, кормила и содержала обоих бьющих балду братцев.