Вспоминаю, как тетки наши солдат уболтали до самого места добросить, а потом горе служивые выбраться из ущелья никак не могли. Там ведь не по всякой дороге проедешь. Вот им в части влетело наверное.
А тут Серега рассказывает о команде скалолазов СКА-12. Она молодая, но люди в основном пришлые, да опытные. Дело в Шефе. Это он решил заиметь себе скалолазов. У него альпинисты чуть ли не сильнейшие в Союзе. Его компания золотые медали в высотно-техническом классе в прошлом году выиграла.
Там у него такие асы, хаживали такие горы. Мне даже нереальным кажется. Какие к лешему третьи разряды?! Выписал себе мастера спорта из Красноярска - Ирину Петровну Давыдову. Из Красноярска и Володя Дюков приехал, служить в спорт роту.
У Шефа размах широкий. Не на пустом месте строит дом. Люди в команду идут сами. Петровна один раз новичков набирала: Самойлов, да еще кое-кто из теток. Больше оказалось не нужно. Остальные пришли и попросились.
Вот Сергей в этом году поступил в спортивный институт. Он мужик с головой, а плечами с Витюлей потягается. Как Серега кроссы бегает, я почувствовал еще на первых тренировках. С ним самое время поупираться.
На скалы Или попали ближе к вечеру. Воздух плотный, вязкий. Наполнен ароматом едва проснувшейся зелени. Но пока не до нее. Распахиваем задний тент машины и начинаем извлекать наши богатства: палатка-шатер для кухни, палатка-шатер для продуктов, колья, стойки, кувалды, топоры, котлы величиной со спартаковскую палатку, большая газовая печь, малая газовая печь...
Жилых палаток штук двадцать, это не для одних нас. Могут приехать альпиноиды, и мы терпеливо устанавливаем палатки для возможных жителей. Как положено в армии, есть еда, но есть и обязанности.
Но все, даже долгое, кончается, и мы во главе с Витюлей идем вешать веревки. Это наше право и неотъемлемая обязанность. Хоть в лагере и командует женщина, за безопасность страховки отвечают мужики.
Так рано весной я здесь не бывал. Земля чуть сыровата, но уже дышит, полнится жизнью. Вокруг колышется призрачное море алых тюльпанов. Оно растворяется в гранях дня и ночи, и оттого кажется нереальным. Красное царит на земле, только редкие островки желтых альбиносов перемежают весеннее тело полупустыни. Она просыпается, отряхивается от зимы необыкновенно ярким ковром непрерывного цветения.
Тетки насобирали цветы в букеты попозировать перед фотокамерой. Слайд получится неплохой - цветник в цветнике. Вода в реке чистая и непривычно холодная. Ее пока можно пить прямо так - сырую. Чабаны еще не пригнали сюда бесчисленные отары овец, которые замутят, загадят ее, делая пригодной только для кипячения.
Я стою на самом лезвии Броненосца и вспоминаю, как недозрело-зеленым новичком попал сюда впервые. Смешно это. Да и сама стена, после суровости Большой Бутаковки, не кажется страшной и крутой.
Это ведь мои первые, родные скалы. Беговуха, Лева... Гомон галок и ворон говорит о весне, о свитых наново гнездах. Он будил меня зимними ночами, заставлял просыпаться в воспоминаниях о встречах.
Лазать без грудной обвязки в беседке с поясом мне уже приходилось. Но когда Серега полез без каски на пятидесятиметровый маршрут Города, волосенки на моей голове слегка вздыбились. Я отлично понимал, что и маленький камешек, сброшенный с высоты нашей же страховкой, войдет в голову будто нож в масло.
Дисциплины и опеки в давыдовской компании оказалось на порядок меньше. Мне никто не говорил, как и где я должен лазать. Никто не работал над элементами техники - мотали метраж. Единственная метода для Ирины Петровны - больше лазай. Но может, так надо?
Получаю животное удовольствие от движения на скале. Спускаемся вниз парашютиком, это когда страховщик прицеплен ко второму концу веревки и не выбирает веревку, а отходит вниз, по мере продвижения напарника наверх.
Веревки трутся, аж пух летит, зато спуск - одно удовольствие. Сидишь в удобной беседке, отдыхаешь и осматриваешь окрестности. Под тобой провал и синяя лента реки, а в обе стороны тянется пустынная бесконечность.
Иногда полупустыня прозрачна и далека, иногда завешана почти призрачным пологом пыли. Она растворяется в неизвестном, и нет предела в ее течении.
Пот ест глаза, перетекая через брови. Я утираюсь сырым рукавом и начинаю новый подъем. Мне надо не отставать от Сереги, а до этого еще очень много скальных метров. У нас график. Три дня лазанья, четвертый день отдыха. Но это так, отдыхать разве что на кухне. А чем прочим заняться? Купаться рановато. Хоть и жара с десяти до вечера, вода очень холодная. Мужики с уханьем кидаются туда, если увидят серебряные плавнички плывущей вверх брюхом глушенной на плотине рыбы.
Но сие удовольствие явно не по мне. Уху попробовать, - завсегда рядом. А чтобы ничком в ледяную воду, ну никак. Брожу по пригоркам, окрестности обследую. Чудно здесь. Скалы будто волны из камня. Они пропитаны собственной древностью и силой по самые макушки. Иногда мне кажется, что скалы по-настоящему живые. Но это, конечно же, глупость. Я разговариваю не с ними, а с извечно меняющимся пространством.
Оно выглядит то строгим и крутым, то закругляется, образуя чаши с бесчисленными желобками высохших водопадиков, рябью застывшего бело-серого движения.
Скалы слагаются в скульптуры, фигуры, непонятные циклопические сооружения. А их тени? Они определенно живы. Даже вода не сравнится с их движением и изменчивостью. Лабиринты каньонов будто созданы волнами ушедшего во тьму тысячелетий моря. Я теряюсь в них и в собственном одиночестве. Серега не хочет бродить со мной. Он давно взрослый для пешего развлечения.
И снова подъемы, и метраж. Устаю до опупения. Хоть переходи на двухдневку. В день мотаем по 700-800 метров, довольно достаточно, надо сказать, достаточно. Подушечки пальцев болят неимоверно. Ноги и руки в ссадинах и ушибах. Но болят не только они, все тело ноет и просит о настоящем отдыхе с горячей ванной, баней и холодным кваском для желудка.
Хоть бы водички из под крана. Я согласен на самую малость. Этот чай, он горло в тошнотики вгоняет. Днем жарища за тридцать, ночью холод. Губы потрескались, лицо шершавое, обветренное. На зубах скрипит пыль, ее не счистить даже зубной пастой.