Сразу после событий, меня подкараулил старший брат Каната. Но, рассмотрев мои бланши, справедливо установил честность поединка. А я спрятал фингалы под темными стеклами очков и принялся размышлять о своей дурости. В секции пришлось врать, что на меня напали три хулигана. Пришлось проглотить и смолчать.
15.
Случилось несчастье, которое потрясло всю нашу секцию. В автокатастрофу попал Витька Барановский. Нелепо, глупо и бесповоротно. Архиповым не везло на автомашины. Морозов, их главная надежда, тоже залетел на этом. Тогда они возвращались с Или усталые и довольные. Машина - ГАЗ-66, кузов под тентом. Мороз облокотился ногами на тент с внутренней стороны, как в палатке. Проснулся от дикой боли, даже не уловив момента удара. Из колена хлестала кровь. Паника в компании, больница, костыли.
Встречная грузовая чем-то вскользь задела по брезенту. Впритирочку шла. Жесткая материя не разорвалась, на ней не осталось и следа. Полностью снесло только коленную чашечку. Несмотря на все старания врачей, ее не смогли восстановить. А пластик, пусть био - ущербная замена живой ткани. Морозов никогда больше не смог лазать. Он стал ходить, по жизни приволакивая негнущуюся ногу.
Случившееся с Виктором гораздо трагичнее. Он никогда не жаловался на отца. Но позднее я понял, что глава семьи и был основным источником ее бед. Папаша работал гаишником. Хозяином дороги, так сказать.
Вдребезги пьяный отец усадил сына в люльку служебного мотоцикла и помчался в Иссык. Ехали далеко, но быстро. Почти добрались до места, когда батя вздумал обогнать грузовик с прицепом.
Бешеная рулетка скорости, виляющий валетом прицеп, рытвины на дороге. Дело окончилось очень плохо. Они улетели в кювет. Сам папаша отделался ушибами, хотя на голове имел вшивый милицейский картуз. Витька был в шлеме, и он спас ему жизнь. Удар головой оказался настолько силен, что у парня парализовало левую часть тела.
Мы нашли Барановского в больнице Иссыка во вполне сносном состоянии. Самое ужасное давно позади. Витька нормально ходит, радуется нам и ожидает выписки из больницы.
Ему помогли слезы гор. Архиповы раздобыли мумие в халявном количестве (говорили, они приторговывают им). Нашли целый клад где-то в Левом Талгаре.
Все одно, Витька сильно изменился. Движения растеряли пластичность и легкость. Правый глаз слезился, и мы уводили прямые взгляды. Его улыбка стала половинчатой. Она загибалась вверх одним краем и провисала в гримасу боли другим.
Мы насовали Виктору полные руки домашних гостинцев, обещали навестить еще. А он махал нам на прощанье здоровой правой рукой. Мне неловко смотреть на него. Чувствую себя виноватым. Почему он, а не я? Случайность. Но ведь у него получалось лучше. У нас была классная связка. С кем теперь лазить, не с Галкиным же?
Сито походной жизни оказалось достаточно коварным. Падения подстерегают нас за каждым поворотом. Я не знаком с людьми, которые выигрывают чехарду случайностей абсолютно. Удача только показывала хвост, а неприятности не проходили мимо.
Они нас не спрашивают. А мы уверены, что торопимся вперед сами. Сколько моих товарищей уже завязали со спортом. Ник-Дил так и остался в горном ущелье Ким-Асара. Он познакомился с владельцами домика полубочки, теперь катается с ними на горных лыжах и вполне счастлив. Ему не по душе гонки с препятствиями на выживание.
Из нашего бравого 'Спартака' после развода выжило процентов двадцать. Вроде выжившие лезут не слабо, на соревнованиях в призах, но остальные? Из архиповской компании пропал Толик. Он, как и хотел, готовится к экзаменам в ВУЗ. Мне этого для него не хочется. Такая была славная тройка. Судьба расставляет нас по местам в порядке, понятном ей одной.
Витька Барановский никогда не станет чемпионом. На сборы и тренировки мы приезжаем без него. Иногда Витя возвращается посидеть у костра, попеть под гитару, но лазать... Время ушло. Оно и не думает считаться с моими желаниями.
16.
Шелестели машины, бестолково снуя по мокрому от дождя асфальту. Но утро развеяло дождевые облака, и солнце палило даже сквозь вязкую листву деревьев. Просто пришел дождь моей души. А он не выбирает времени года, ложится печалью на сердце в один взмах.
Мы целую вечность сидели на наших рюкзаках. Из праведного желания не опоздать, Архипов назначил общую встречу на час раньше прихода транспорта. Когда подопечным пятнадцать, а то и поменьше, нужно иметь про запас. Тот не успел, этот проспал.
У нас сборы высоко в горах. Высоко, в настоящем, но заброшенном альплагере Туюк-Су. Его Ильинский прихватил по случаю, для своих альпиноидов.
Было время, когда альпинистов возводили в ранг национальных героев. Победителей суровых вершин встречали толпы народа с цветами и овациями. Спорт работал на страну. Они же утверждали всемогущество нового, советского человека. Они становились героями по-настоящему. Цель оказывалась до предела высокой. И ее высота не разбавлялась мелочной суетой. Она слишком неподкупна и чиста.
Голодные, полузамершие и обмороженные напрочь альпинисты возносили бюсты великих и величайших вождей в заоблачные дали. Их негнущиеся, почернелые пальцы готовы к обрезанию. Может, проще сбросить художественные творения с вертолета? Нет, величие собственных вождей люди несли на собственных горбах.
Создавались легенды. Лгали факты, они оказывались до нереальности насыщены мужеством и бесстрашием. Вырисовывались иссушенные, рельефные фигуры бойцов с природой за торжество разума.
Линялые, в струях пота гимнастерки, стоптанные в дым армейские сапоги, телогрейки с дополнительным слоем ваты. Счастливые лица на фотографиях, мальчишеские вихры на бритых мужских черепах.
Потом просто необходимо держать народ в теле. Если завтра в поход, если завтра война? Я примерно представляю, как весело было взойти на Эльбрус четырехколонным армейским строем. Но ходили же?
Альпинизм как массовое явление подневольного, военнообязанного спорта. Закатанные до колен галифе, крышки от консервных банок с прорезями для глаз - от снежной, яркой слепоты.