В компании пацанов Влада недолюбливали. Его вечно-соревновательный пыл достает нас каждую секунду тренировки. И тут он лучше, и там не слабже.
Приходится тягаться с ним не только на скалах, но и на футбольном поле, на каждом косогоре, перекладине. Его феноменальное здоровье, легкость, уверенность щелкают по нашим носам весьма болезненно.
Аккуратность Влада не знает предела. Застежки, крючки, карманчики, лыжные палочки, ветровочка в рюкзачке. Он напихан удобствами походного быта, как фокусник голубями из рукава и зайцами из-за пазухи.
По идее, мне нечего с ним делить. Влад ухаживает за Бутримовой. Здесь, как и во всем прочем, он настойчив, предупредителен и аккуратен. Иринка девчонка сложная, ей трудно жить.
В чем они с ней едины, так это в упрямстве до одури. Сколько раз мы видели ее плачущей, а его в роли утешителя и объяснятеля. Каждый старт, каждая прикидка должны нести ей победу, иначе срыв, вопли, слезы. Хотя получается у нее явно лучше, чем у других.
Влад знает великое множество горных историй. Рассказывает их легко, со вкусом, не сбивая дыхания. Ходить с ним в далеко, одно удовольствие. Каких стран он не видел, где не побывал? Но я уступать не люблю, вот и воюем потихоньку, наперегонки доказывая, кто сильней.
20.
По физике ничего, даже весело. По математике так себе, даже скучно. По остальным - где лучше, где хуже, а по химии полный завал.
Преподаватель физики - Валерий Петрович, личность известная, главным образом за многочисленные эксперименты над своими родными учениками. Однажды кино затеял на перемене показывать, поединок боксеров. Включаем (мы с Борькой в физическом кружке), а на экране негр белого мочит.
Народ радуется, болеет за угнетенных чернокожих. А у нас лента вкруговую, метров тридцать. На пятом кругу тупая пенка доходит до самых наблюдательных, зарождается буча. На седьмом кругу они ломятся в подсобку, но мы не можем, в лежку - уже восемь повторений. Как животы не надорвали?
Я к электричеству приобщился. Электронный экзаменатор собирали на Выставку достижений народного хозяйства. Медаль он там получил, грят, двоек обалдуям наставил. Они кнопки давят, он листает и ставит двойки. Кол мы не предусмотрели.
А электронный он, потому как электродвигатель там имелся. А к двигателю такому требуется стартер. У меня в руках проводочки, у Журбина коробочки, а у Борьки электродвигатель. И тут интерес разобрал, а что будет, если соединить красный проводочек с зеленым?! В.П. сказал, что в таком случае завянут мои уши, но преподавателю я не поверил. Тупо так соединяю, медленно.
Смотрю, а мы скачком улетели в соседнюю комнату, в руках теми же самые проводочки. Их заварило намертво. А в глазах белый-пребелый шар, ослепительный, яркий. А в противоположном углу В.П., тоже белый - белый, но не очень ослепительный, жалобный какой-то.
Ну и ругался он тогда, как гладко ругался... А ему намедни кабинет спасли от пожара. Знали бы, что он такой говорливый, не делали бы добра. Борька Макошин в том месяце устроил пожар. Он же деятельный, важный такой. Все знает. Взялся девкам объяснять, как трансформатор работает. Учебный трансформатор, кгов так пять, не меньше. Борька, разгильдяй, вход с выходом попутал. Двенадцать вольт сунул в двести двадцать, на выходе у трансформатора молния от к.з., а по периметру комнаты взорвалась электропроводка праздничным фейерверком и бенгальскими огнями.
Пленка в нашем киноаппарате старого образца. Горючая до полыхания. Но мы же ловкие до техники безобразия. Я пленку чьей-то хламидой кислорода лишил, Борька деревяшкой вилку из розетки выудил, а Журбин успел добежать до рубильника. Но дыма, вони набралось по полной программе. Потом за неделю кабинет в порядок привели, повесили новые шторки...
По математике - конфликт с классной руководительницей. Теорему Пифагора по своему доказал, а она доказала мне, что я умник и неуч. Тройки иногда ставила, четверки по праздникам. Как тут не взъерепениться?!
О химии говорить сложно. Хорошо, взялась за меня Ирина. Светило два балла в четверти. А она лучше всех. Мы до этого занимались с мужиками вулканами, бертолетовой солью, солями серебра и натрия. Никакой теории, зато воняло и бабахало так, что захватывало дух. Она меня научила писать формулы реакций, заставила зазубрить таблицу Менделеева.
У нас с Ирой долгие вечера. Она с букварями, я заглядываю в них изредко через плечо. Кое-что запомнил. Сидим за одной партой, она на меня отвлеклась, ну меня и спросили. Десять формул кислот. Ну написал. Ирина в ладони смеется. А завуч без комплексов, двоечнику пять баллов в журнал и четыре за четверть. Ей тоже моя подружка нравилась.
О нашей дружбе знает вся школа. Даже директор знает, что мы не расстаемся вечерами. Плевать, сейчас не до этого. В жизни самое страшное будничность. Ее нельзя поправить, она самостоятельна и безысходна.
Шел урок химии, меня вызвали к директору. Сначала завуча, а потом и меня. Сказали, только что, от сердечного приступа, у Ирины умерла мать. Я должен сам ей сообщить об этом. Мне страшно, но я вошел в кабинет химии...
Она почти висела на мне. Который час мы шатаемся по серым, унылым улицам Алма-Аты. Близится вечер. Суетливые прохожие маятниками снуют от остановок к магазинам, от магазинов к остановкам или подъездным дверям.
Идти вникуда... Наше несчастье всегда и везде с нами. Сонная, скрученная в комок нервов нелепость. Мир обрастает тенями, стаи ворон карканьем заполонили небо. Мутно. Герои этого мира - люди из сна. Они приходили из ниоткуда, исчезали в никуда. Они давали расплывчатые советы голосами из пепельного тумана. Их взгляды терялись во мгле.
Не помню их. Помню Ирину. Траурную кайму ее глаз. Помню тихую радость, когда мои нелепые, дурацкие выходки выводят ее из темноты оцепенения. Наверное, больше ничего и не было. Мы перестали ходить в школу. И ничего. Иногда заявлялись друзья, неловко, угловато, боязливо. Прошли похороны, прошло все. Но мы не желали проходить мимо друг друга.
Однажды, в один из безликих, темных вечеров, она предложила остаться с ней навсегда, и пришла ночь. Мы были первыми друг у друга. Как смешна и нелепа наша угловатость. Но чувство сильнее ее. Оно не проходит, оно ведет за собой.