Миновали турбазу, но никто не обратил на нас никакого внимания. Обходим кордон, лезем вверх по скользкой крутой тропинке. Подсаживаем девчонок, спотыкаемся, кто-то падает. Если загреметь по настоящему, костей не соберешь, склон градусов пятьдесят, не меньше.
Наконец выбрались на асфальт. Странная дорога. Ее не заездили, не разбили колеса грузовиков и легковушек. Местами асфальт как новый, местами время съело его напрочь. Он растрескался, расслоился, рассыпался в шелуху. Его пробороздили горные ручьи, саваном прикрыла земля с крутых склонов. Брошенная дорога.
Автобусная остановка. Огромная, с кучей комнат и открытых площадок, ее крышу поддерживает настоящая колоннада. Имеется фонтан, но сто лет как пересох. Мусор, обвалившаяся штукатурка, битый кирпич. Из трещин на бетоне проглядывает зелень травы. Как ворота в исчезнувший в веках город. Нужно входить.
Далеко внизу багровый, ступенями расслоенный закат. Непривычный, утонувший в мареве нереальности мир. Сотни лет назад огромный оползень перегородил, отрезал верховья Иссыка от теплой, плодородной Алма-атинской котловины.
Наверное это походило на рождение нового мира. Гигантские обломки скал величиной с десятиэтажные дома громоздились друг на друга, дробились, заполняли пустоты. Вся земля ходила ходуном, спазм землетрясения выворачивал ее наизнанку, разрезал пополам. Там наверху - снежные горы, далеко внизу - плоская равнина, теряющая себя в теле жаркой полупустыни.
У меня на столе фотография. Иссиня-черная, глубокая гладь озера, сжатая почти отвесными скалистыми отрогами хребтов Заилийского Алатау. Нижние склоны венчают величественные пятидесятиметровые иглы тяньшанской ели. Серебристо-голубоватая ткань хвои нежится в вечернем полумраке, остатки солнца подсвечивают высокие макушки. Горные гиганты скальными вершинами поддерживают перистые, хрустальные облака. Сказочное место...
Землетрясение перегородило течение реки, и вода заполнила образовавшуюся чашу до самых краев. Несколько километров холодной глубины причудливо извиваются в тесной, изменчивой дали ущелья. Ее берега широки, вам не переплыть. О ее глубине ходят легенды. Вода холодна и чиста, в ней почти отсутствует растительность, не водится рыба.
Когда меня еще не было, отец с матерью частенько ездили сюда отдыхать. Место было весьма популярным. В выходные дни автобусы ходили до озера из самой Алма-Аты. Если на улице плюс сорок, вода притягивает народ получше всякого магнита.
Тысячи горожан оккупировали пляжи. Но тонуть здесь никому не рекомендовалось. Ледяные течения утягивали тело вглубь, и никакие водолазы не помогут. Дно скалистое, нагромождение камней - словно лабиринты, и отважные спасатели могут быстро превратиться в потерпевших. Отец сам видел, как изрядно подпивший мужик нырнул в воду с камня, и поминай как звали. Искали дружно. Да где там, сумеречное озеро умело хранить свои тайны.
А в то памятное воскресенье 1963-го люди тянулись сюда по-особенному. Разные душещипательные слухи просто переполняли город. В столицу с визитом прибыл сам Никита Хрущев. Говорили, что глава государства посетит озеро Иссык с первой женщиной- космонавтом Валентиной Терешковой.
Столь нежно любимые народом люди не могли остаться без особого внимания. Уже в семь утра автобусы были переполнены, будущие зрители добирались до места на перекладных. Счастливые, но редкие в то время обладатели авто гордо обгоняли вереницы прочих, кочующих пехом неудачников. Мои родители собирались туда же, но я, такой маленький и крикливый, лишил их праздничного удовольствия.
В то время тихое озеро гордо рассекал настоящий пароходик. Качаясь с боку на бок, он мог взять аж триста пассажиров. По факту влезало больше, попробуй не пусти. Десятки аляповато разукрашенных плоскодонок качались на волнах. Очередь за плавсредствами превосходила всякие ожидания. О свободном местечке на пляже можно лишь помечтать. А как хорошо, когда и ресторанчик под боком, ларьки с разнообразной снедью на каждом шагу.
Гудели пивные, на многочисленных жаровнях скворчал шашлычок, по двадцать пять коп. за палочку. В такие минуты кажется, что коммунизм наступил окончательно и бесповоротно.
В укрытых от посторонних взоров боковых ответвлениях озера притаились правительственные дачи и дома отдыха. Здесь коммунизм осязался вслепую, и было наверное, еще лучше. Ведь день стоял без единого облачка. А в жаркое августовское марево на бережку... Да ладно, а то слюною захлебнусь.
Ближе к полудню, откуда-то из немыслимой дали высокогорья, прискакал усталый и очень взъерошенный табунщик. Почтенный аксакал торопился как мог. По всем приметам, сегодня придет сель. Старик знал, что это такое. Люди должны уходить с озера, иначе быть беде.
Аксакал размахивал старой камчой, посылал проклятья идиотам на обоих известных ему языках. Да полно, расслабленность пляжного сезона не покидала ни отдыхающих, ни власть держащих. Кто поверит плохо одетому, взмыленному гражданину без паспорта и официальных справок от селезащиты? Старика повязали милиционеры и отправили вниз, в город до выяснения.
Сверху капнула капля. Тоненькая льдистая перепонка, не выдержав напора летнего солнца, истончилась, протаяла и лопнула. Где-то внутри огромного холодного тела ледника маленькие ручеечки слились в речушки, речушки в реку, и она переполнила холодное озеро в его чреве.
Извечные высотные туманы насквозь пропитали склоны водой. Они ждали маленького толчка, тонкого ручейка, который стал изначальным. И родился бурый поток из смеси воды, грязи и камней. Он заклокотал в пропасть ущелья, собирая свою жатву, силу, всасывая то, что попадалось на его безумном пути. Он был громаден, быстр, неумолим в желании поглотить окружающее.
Всего минуты, чтобы капля обрела размер вселенской катастрофы. Объем потока - в миллиарды кубометров, скорость до ста двадцати километров в час. Отточенной бритвой сель срезает склоны, чертит ржавую прямую пути. Он запросто подхватывает камни величиной с двухэтажный дом. Гул стоит такой, что только абсолютно глухой, вообще ничего не чувствующий человек не внимает его приближению. Но поздно. Услышав этот звук, ты почти погиб. Дракон гор настигнет тебя в своем немыслимом прыжке.