Выбрать главу

  - Нож!!! Меня ножом в жо... ударили!

  На самом деле злоумышленник ножа при себе не имел. В глубокой Азии скорпионы особые, к осени вырастают в ладонь величиной и толщиной наискосяк. Седой сначала присел, а затем ударился головой о потолок, в вертикальном полете, соответственно. У свидетелей волосы от восторга вставали дыбом.

  Через пять минут общий консилиум постановил, что нейтрализовать яд можно двумя способами: первое - известный йог-врачеватель местного пошиба, второе - еще более известный алкоголь высокого градуса. На всякий случай решили применить оба.

  Когда упомянутый врачеватель добрался до домика краснояров, Седой успел выпить пол литра водки и столько же коньяка. Ожидал он йога бурно, порывался вырваться из рук доброжелателей и идти самому.

  Но не пускали. Седой пьяный - буйный, неприятностей не оберешься. Тем более, орал он: "Ег, твою мать, выходи!". А с такими делами не допустили к нему врача, и наверное правильно.

  Сергей Маркович решил устроить день прикидок на время, специально для нас с Ириной Кравец. Ох и задал он мне работы! Тренер считал секунды, а я изображал послушного заводного мальчика. Похоже, у нас не плохо получалось, народ вокруг замолчал, аж глаза выпучил.

  Но дался ему этот карниз! Суровый такой, рельефный, на самом верху и сложный до невозможности. Три раза я с него вальнулся, в динамике грудью кидался, а вылезти никак, сверху для рук пусто. Толпа посмеивается, Марковичу кричат: 'Эй, лысый! Пошто мальчонку мучаешь? Вырастет, ведь рожу набьет!'

  У говоруна Волжанина шутки неприхотливые. Тут я на беду, карниз и вылез. На стену прилепился, оттолкнулся от родимого ногой, слышу кряк могучий пошел из-под меня. Карниз будто бородавка, отделился от тела стены и как загрохочет вниз народу на головы!

  Бомба авиационная, с воем, шрапнелью и прочими причиндалами. Как никого не поубивало? Везет нам с Архиповым, его лишь оттаскали за грудки. А если бы задело кого?

  После этого случая забеги на время с Сергеем Марковичем окончились сразу. Он на меня обиделся и переключился на Ирину. Я стал больше времени проводить с Серегой Самойловым. Но Серега ленивец препорядочный, на волю вырвался после своих гор, отдыхал со вкусом. Частенько получалось, что я вообще без пары. Пристраивался в довесок к сибирякам, а то и вовсе к незнакомым людям.

  Дождь. Мужики лежат вповалку, им задницы от кроватей отрывать нет охоты. Самойлов упражняется в словесном поносе, язвит всех и каждого, аки змеюка подколодная. Напугал меня грибком, который можно подцепить в душе. Говорит, заразишь ноги, кожа струпьями пойдет, и фиг вылечишься. Я ноги тщательно в ведре промыл, обтерся полотенцем. Они увидели, теперь ржут как лошади, изгаляются шутками.

  Еще немного подумал и стал собираться. Хочу пробежать кросс в горы до скал. Мне это сейчас нужно. Никогда не поймешь, что в тебе по-настоящему, а что суета. Это приходит ко мне не в первый раз. Что-то, что колышет самые кончики нервов и омывает душу легкой, еле слышной волной печали. Тогда лучше быть одному. И я иду в темноту, дождь, в непогодь, в горы. Туда, где меня нет, где жизнь растворяется, смешивается с окружающим, пропитывая сердце свежестью и новизной.

  Дождь и ветер, настоящий шторм на суше. Его волны, порывы раскачивают меня из стороны в сторону, толкают в спину, пытаются остановить на бегу. Я и не пытался выйти сухим из этой призрачной купели.

   Пространство скомкано, оно начинается туннелем из моих глаз и обрывается глухой стеной воды совсем рядом. Косые росчерки вихря скатывают привычную нам картину водоворотом бешеных устремлений стихии. Черная, выстрадавшая жизнь растительность окаймляет дорогу, которой нет. Блеклый, размытый контур. В нем смешиваются потоки судеб, желаний. Есть только ложе вязкой, мутной реки, внутри которой я медленно шевелю усталыми конечностями.

  Жарко, струи холодной воды с небес не пробивают моего упрямства. Дорога вверх, в пустоту разряженности и одиночества. Ржавые остатки человеческих строений, наполовину смытые дождями и струями времени. Мир качается из стороны в сторону в такт моему движению и волнам грез.

  Мир - как соединение воды, ветра, камней и вековой древности земли. Здесь всегда жили люди. Много тысячелетий назад в здешних рудниках они добывали охру, что бы красить одежду, дома, украшения. Заброшенность. Лишь тени - извечные обитатели сумрака и призрачности воображения.

  Они поднимают полог дождя и смотрят мне в спину. Зачем я здесь? Что приводит человека сюда, в безлюдье, холод и непогодь? Что скрывает усталое лицо мира за моросью дождя и стонами ветра? Люди добывают уран, который может сжечь саму память о существовании человечества. Быть может, именно здесь родился самый первый человек, с которого все и началось. И я впитываю телом влагу, теряюсь средь нее, теряю направление и смысл сущего.

  Опять было собрание. Ругали Архипова, пока он не пришел сам лично. Но и тогда недобро косились в его сторону. Никто не понимает, почему я подчиняюсь детскому тренеру. Из возраста и коротких штанишек уже вышел, что от него не ухожу? Даже Самойлов на меня наезжает, обижается.

  Маркович так и не вписался в шумную компанию скалолазов. Ему бы с ленинградцами, с Маркеловым пообщаться. Но его кумира здесь нет, а нынешние вряд ли чтят традиции предыдущих. Да и кто такой Архипов? Мастер спорта по горному туризму.

  - Да видали мы этих туриков, - весомо говорят наши мастера.

  Особенно увлекательно и с черным юмором размышляет на избранную тему главный судья и мастер спорта по альпинизму Митрофанов. Девочек, водочку сюда приплетает. Я бы на месте Сергея Марковича ему по роже съездил, но тот молчит, улыбается смущенно. Может есть в их брехне правда?

  Не отстает от общего веселья и Коля Волжанин. Поминает карниз злополучный. Примеры из жизни туриков приводит, сальные, смачные. Тому по роже точно не съездишь. Имел честь убедиться сам.

   Привезли узбеки мужика, как дармовую рабочую силу, работающую за кормежку и проживание. Где они нашли такого жлоба десантника? Метра два ростом, кг. 100 весом, лошадь ломовая, а не человек. Особенно Митрофанов им гордился. Трассы, говорит, будет мой богатырь чистить. После него ни одна сволочь ни один камень не вырвет.