Мне жмут руки, Волжанин благожелательно шлепает по плечу. Руйга спускается только сейчас. Я у него выиграл. Но не настроен радоваться - впереди группы сильнейших. Как выступил, будет ясно к вечеру. Подсаживаюсь к Самойлову:
- Почему Руйга так плохо лез? Ведь Чемпион Союза?
Тот ржет как лошадь. В который раз я попал впросак. Не тот Руйга, не красноярец. Этот из Ленинграда, птица среднего пошиба, всего лишь КМС.
Весьма разочарованный, отправляюсь вниз на турбазу. Знаю точно, где искать свое место в итоговом протоколе. В самом конце. Хотя шагалось не плохо. Вот бы повторить.
Турбаза после лихорадочного возбуждения под скалой у старта кажется тихой, почти пустой. По улочкам микрогородка шатаются странные личности в коротких ластиковых штанишках. Они нудно и долго спорят о трассе, ключе, карнизе. И они отвыступались. Явно не группа сильнейших. Там сейчас как двинут, только шум стоять будет.
Лежу вповалку, дожидаясь вечера. Жара плавятся крыши и мозги. Хуже нет, чем ждать да догонять. Нашел истрепанную книжку, читал, ел, опять читал.
Наши возвращаются. Давыдова сияет, Архипов доволен откровенно, идет, чему-то поучает Иринку. Та плачет. Значит не срослось. Серега Самойлов смотрит на меня исподлобья, оценивающе, пристально.
- Ну как? Как прошло?
- О"кей, призер. Ты третий и первый среди юниоров.
- Среди кого!?
- По юниорам еще и отдельный зачет. Ты первый среди них и третий среди мужиков.
Ничего не понимаю, но прихожу в суетливое, радостное возбуждение. Ну надо же, засветилась моя звездочка. Маленькая, красивая такая. Народ подходит, здоровается, поздравляет. Сразу знают тебя и по имени и по отчеству. Ну фарт какой-то. Я сам не свой.
Вечером танцы-обиманцы под ритмы мумбу-юмбу. Я пошел. Надо же показать себя в новом качестве. Здороваться - одна благодать, народ ласковый до безобразия.
- Вот этот что ли ? - долговязый субъект местной национальности тыкнул в меня пальцем.
- Ты третий?
- Я, а что нельзя, что ли?
Мужик большой, важный, настроен серьезно. Будто я что-то не то сделал. Но подошел Волжанин, и я расслабился. Оказывается, это Гриня, фаворит среди юниоров, а я его наказал. Вот он и решил с новичком познакомиться. Опять новичок, никак от этого слова не отвяжусь. Вот завтра придет, стартану, мигом позабудут.
Но индивидуальное лазанье такого успеха не принесло. Я не расстраивался, знал, как это бывает. Место на пьедестале горбом заслужить надо. Но опять обидели, поставили в первую группу. А трасса сложная, ее смотреть нужно.
Зато, я был первым, кто пролез маршрут до флажка. И время мое, из десятки не вышло, и трассу в итоге прошли человек двадцать. Все пучком. Опять же надрал главного юниора.
Связки вот не получились. Серега сорвался. Обидно, на первых же метрах. Теперь мы с ним сразу уравнялись, у него авторитет, у меня лезется хорошо. Расставаться с Янгиобадом - вот проблема. Ярко, классно. А дома осень, ну очень не хочется.
29.
После наполненности сборов в Янгиобаде, Алма-Ата кажется совершенно опустевшей. Неудобно получилось с Архиповым, почти поссорились. Теперь непонятно, у кого я тренируюсь, то ли у него, то ли у Давыдовой. В глазах Сергея Марковича немая укоризна.
Так здорово начинался сезон и закончился так быстро. Тренировок не будет аж до ноября. Может, хоть на Лесничестве устроят какой старт? Ну это для проформы, в отсутствии сильнейших. Сборники на Союз уехали, остальные мужики подрабатывают у Багуцкого.
Я тоже устроился на работу. Нормально, завод по ремонту вычислительной техники. Ремонтирую пишущие машинки. Зарплата 120 р. Зато времени свободного валом. Сказал что на вызов едешь, а сам тайком на скалы.
Бывшие однокашники разбрелись кто куда. Серега и Борька поступили в политех, остальные пошли работать на заводы. Иринка учится в технологическом, так загружена, что не до меня. Еще и в колхоз уезжает. Один Веснин часто появляется, спортсмен-профессионал, прыгает с парашютом. Вовка выполнил норматив мастера, большой человек.
Пообещал ему, что возьму на скалы. Упаковал в рюкзак сороковку, да поехали. Очень хочется полазить на Азиатской. Там уже похолодало, листья боярки в красную крапинку. Осень.
Азиатская в очередной раз усохла и сгорбилась ростом. Стенки - не стенки, карнизы - не карнизы... После ташкентских стометровок ее двадцать метров трассы смотрятся по-домашнему.
Но Вова серьезен до умопомрачительности. Я прицепил конец веревки на пояс и пролез кулуар без страховки, навесить веревку. Вова аж побелел. Называет меня японским камикадзе.
- Вов, а Вов. А я вот возьми да сорвись. Ты меня снизу ловить будешь?
- Да пошел ты...
- Страшно?
- Я сейчас соберусь и вообще уеду.
Приторно-горько пахнет перезрелой полынью. Ее пыльца вязнет на губах. Подзаросла милая скалка. Никто тебя не почистит. Интересно, как там поживает Володя Горбунов и его люди-пружины?
Щели, полки пылью позабивало, некому придти и приобнять их, родненьких, некому вылезти Гнома. Все лето бедная простаивает в одиночестве. Жарко. Смотрю вниз на маленького Вовку. За ним стальная лента пустынного шоссе. Чуть дальше, в белых водоворотах плещется речка. А выше над ней - темный теневой склон Мохнатки.
Абы не сверзиться, когда на нее голову задираешь. Солнце палит, будто не сентябрь, а август. Верхушки елей пепельно-серые. Небо над скалой фиолетовое, до предела насыщенное глубиной.
Удивительно спокойно, совершенно не чувствуется, что лезу без страховки. Руки ленивые, зацепы беру, лишь чуть прихватывая. Дошел до карабина, продернулся и вниз. Пусть теперь поизгаляется друг Вовка.