— Ваши мужья погибли!
— Где? Как?
— В лесу. На восточном склоне большого холма. Они стреляли в коммунистов, а те защищались и убили ваших мужей.
Вдовы быстро оделись и побежали к родственникам. Собралось человек двадцать, может быть даже больше. Мужчины захватили с собой фонари. И все эти люди отправились в лес искать тела убитых. Когда примарь узнал об этом, он быстро оделся и пришел в примарию. Он пришел спросить, что ему делать — может, он обязан вмешаться?
— Нет, — успокоил его Орош. — Не надо вмешиваться. Пусть они ищут тела своих родственников. Если найдут и привезут в село, тем лучше. Они избавят примарию от лишней заботы.
Между тем где-то снова пропел петух. А за ним другие… Я посмотрел на часы: они показывали полночь. Орош снова заснул. Цигэнуш по-прежнему боролся со своей болью. Цигэнуш метался в жару. И Резя пытался ему помочь единственным средством, которое было в его распоряжении, — мокрой тряпкой, которую он прикладывал к его лбу.
Сквозь ветер и непрекращающийся дождь мне вдруг послышался какой-то странный шум. Похоже было на то, что по улице движется толпа. Цигэнуш тоже услышал шум и сказал:
— Если ты собираешься выйти, захвати с собой револьвер.
Не успел я открыть дверь в сени, как Цигэнуш крикнул:
— Разбуди Ороша! И приготовьте гранаты. Они могут вам понадобиться.
Но Орош уже и сам проснулся. Потягиваясь и поправляя смятую одежду, он сказал с горькой улыбкой:
— Господи! Господи! Проклятые реакционеры — даже и выспаться не дают… Что еще там случилось?
— Жены убитых, — пояснил Цигэнуш; несмотря на жар, он был в сознании и думал о наших общих делах. — Жены и родственники… Они возвращаются из леса… Вместе с убитыми… Хороший предлог для политической агитации против нас.
— Да, — подтвердил Орош. — Отличный повод для агитации. Дураками они будут, если не воспользуются таким поводом. Но они не дураки.
Я вышел в сени, и Орош за мной. Мы вышли на крыльцо примарии. Ночь была темной и печальной. Уже явственно слышались женский плач и крики. Они наполнили ночь беспокойством и тоской. Вскоре показалась процессия. Впереди шли люди с зажженными фонарями. При свете фонарей мы увидели, что толпа гораздо больше, чем предполагал примарь. Там было человек сорок, не меньше. Некоторые были с ружьями.
Подойдя к примарии, толпа остановилась. Плакальщицы смолкли. Несколько мгновений раздавался только ропот дождя и вой ветра. Потом толпа молча расступилась, и мы увидели самодельные носилки, на которых несли тела убитых.
— Вы убили наших мужей!
— Как нам теперь жить?
— Вы убили наших кормильцев!
Послышались и мужские голоса: ругань и угрозы. Ветер подхватывал крики и разносил их по всему селу. Я никогда не был суеверным, но страстная ругань и проклятья женщин смутили меня.
— Гореть бы вам на вечном огне!
— Проклятье на вашу голову — убийцы!
Женские голоса тонули в грубой ругани и криках разгневанных мужчин. Толпа подступила ближе к примарии. Но мы были уже не одни. Рядом с нами стояли три человека в темных бурках, все трое с винтовками в руках. Они словно вынырнули из бездны и заняли место впереди нас. Это были Гынжи, которые сторожили примарию. Один из них подождал, пока крики немного утихли, и закричал сам, покрывая все голоса:
— Почему вы называете нас убийцами? Кто устроил засаду в лесу — мы или вы? Кто первым начал стрелять — мы или вы?
— Вы!.. Вы!..
— У-у-у!.. Лжецы!..
— Вы!.. Только вы виноваты!..
— Нет, вы!
Кто-то из толпы выстрелил в воздух. Гынжи немедленно ответили тем же.
Орош выдвинулся вперед и крикнул:
— Остановитесь! Вы сошли с ума? Мало вам двух убитых? Немедленно успокойтесь!.. Иначе…
Орош не сказал, что будет, если толпа не успокоится. Но люди, собравшиеся перед примарией, по-видимому, хорошо знали Ороша. Весь уезд Телиу уже успел узнать Ороша.
— Ладно, хватит! — примирительно сказал кто-то в толпе. — Давайте-ка лучше отнесем мертвых…
— Да-да, будет, — подхватил другой. — С этими шутки плохи… Они могут перестрелять нас всех…
Толпа послушалась. Люди, видимо, устали и были рады не вступать в новую драку. Плакальщицы снова принялись за свое дело. Под их заунывные крики толпа снова тронулась в путь. Мертвых понесли домой…
Мы в сопровождении Гынжей вернулись в примарию. Цигэнуш встретил нас осуждающим взглядом.
— Сколько их там было? — спросил он.
— Человек тридцать-сорок, — ответил я.