После этого вечера между мною и Розой как будто выросла высокая черная стена.
А через несколько дней немцы прорвали фронт в Карпатах. Вскоре рухнул и Дунайский фронт. Со всех сторон в Румынию хлынули вражеские армии. Сначала немцы и австрийцы, а потом и болгары.
— Сколько времени понадобится немцам, чтобы добраться до нашей речки Калмацуи?
— Две-три недели. Может, даже месяц. Сейчас идут бои на реках Жиу и Олт. Страшные бои. Люди гибнут.
Но прогнозы эти не оправдались. Немцам понадобилась всего неделя, чтобы добраться до нашего села.
— Немцы! Немцы! Немцы!
Мы кричали «немцы» так, как будто они были людоедами. Но немцы не ели человечины. Они ели цыплят и гусей, уток и поросят. Они быстро съели все наши припасы, все, что годилось в пищу.
— Ничего, когда-нибудь они уйдут. Как пришли, так и уйдут!
— А если они победят? Тогда они уже никогда не уйдут. Тогда они останутся здесь хозяйничать на веки вечные.
— Им не победить. Против них ополчились почти все народы. Они уйдут. Уберутся восвояси, как побитая собака…
Немцы появились и у нас, в Омиде. Прежде всего они нажрались и отоспались. Потом снова нажрались и отправились дальше. Впрочем, на железнодорожной станции осталось несколько немецких солдат, которые должны были следить за движением военных поездов. А в доме тети Ленки обосновалась немецкая комендатура.
Человек ко всему привыкает. Привыкли мы и к немцам. И они к нам привыкли.
— Объявляется военная реквизиция!
— Нам нужны лошади!
— Нужны волы и коровы!
— Нужен хлеб!
— Нужна кукуруза!
— Нужны свиньи!
— И птица!
— И яйца!
— А наша шкура вам не нужна, господин Бюргер?
— Пока нет. Но если понадобится, можете быть спокойны, мы спустим с вас и шкуру. Думаете, пожалеем? На войне как на войне. Тут не до жалости…
Там, где ничего нет, и бог не попросит.
Бог не попросит, а оккупант попросит.
Оккупант не попросит — оккупант потребует…
Немцы перевернули вверх дном все село и ограбили его жителей. Все села в долине болтливой речки Калмацуи были обобраны до нитки.
— У нас уже ничего не осталось, господин Сапока. Даже воды в колодцах не осталось.
Сапока, родившийся и выросший в Буковине, продолжал свое:
— Вытаскивайте все, что припрятали, мерзавцы! А то я вас всех перестреляю. Перестреляю как собак! Спущу с вас шкуру!
Может, Сапока был и неплохим человеком. Но была война, и он, Сапока, олицетворял собою оккупационную армию.
— Мы ничего не спрятали, господин Сапока.
— Я вам не верю. Вот приду к вам с обыском, тогда узнаете.
— Пожалуйста…
И немцы обыскивали дом. Потом они обыскивали двор, лазили в погреб и на чердак. Не было такого места, куда немцы не сунули бы свой нос. Иногда они находили то, что искали. Но чаще оставались ни с чем.
Однажды — это было в самом конце осени — немцы уехали обыскивать поместье Гогу Кристофора, где по слухам было спрятано зерно и даже рабочий скот. И как раз в этот день к нам в Омиду пожаловала банда башибузуков в рваных военных шинелях и красных фесках. С 1877 года у нас никто не видел турецких солдат. Впрочем, даже тогда турки, которых видели в Омиде, были военнопленными.
— Ворвались турки!.. Турки!..
— Они пришли грабить?
— Неизвестно.
— Много их?
— Девять человек…
— Только девять?
— Да, только девять. И с ними Сулейман.
— Какой Сулейман?
— Тот, что работал подмастерьем у Абрама Калеба и помогал ему перекрывать крышу на нашей церкви.
— Этот обязательно будет грабить! Убивать он нас, пожалуй, не станет, но ограбить постарается. Будьте уверены…
Новость быстро распространилась по селу, и у примарии собралась целая толпа любопытных, таращивших глаза на турок. Все турки были в старом, кое-как пригнанном военном обмундировании и уверяли, что они солдаты регулярной армии Энвера. Но почему-то все они были вооружены какими-то допотопными ржавыми винтовками. Оружие было явно похищено со старого склада, а может, даже из музея. Турки прибыли верхом на старых, жалких лошаденках, которые тоже явно были краденые. Всадники спешились, привязали лошадей к забору примарии и, войдя в помещение, уселись вокруг стола с видом полновластных хозяев; двое даже положили ноги на стол. Сулейман, судя по всему, был у них старшим. Он подозвал к себе примаря и спросил:
— Ты примарь?
— Я. Тебе это хорошо известно. Я ведь уже не первый год здесь примарь. А коли тебе это и так известно, зачем спрашивать?